— Метаморфоза? У всего человечества? Поголовно?

— У всего… или почти у всего…

— Что вы сделали с Сандрой? — вмешался я.

— Ничего… разумеется, ничего.

По его лицу вдруг прошла странная рябь, черты его на миг поплыли, и что-то чуждое, непредставимое, проступило сквозь привычную внешнюю оболочку.

Но только на миг.

— Еще не научился владеть собой, — заметил рейнджер, — трудно удерживаться в прежнем облике.

— Убирайся, ты, тварь, — прохрипел Хенрик, — пока я не пристрелил тебя.

— Я же говорю, — терпеливо повторил тот, — ты не можешь меня пристрелить. Это невозможно сделать.

Он обернулся ко мне:

— Послушай, Матиссен… мне очень жаль.

— О чем ты? — спросил я сквозь зубы. — Если ты о Сандре…

— Да нет! При чем тут она? С ней все в порядке.

Он чуть заметно щелкнул пальцами, и письмо Антона, которое Карс уронил на пол, задрожав, поднялось в воздух, проплыло мимо меня и мягко легло ему в руку.

Он развернул сложенный вдвое листок, бегло просмотрел его.

— Да, — сказал он, вновь обернувшись ко мне, — все верно… или почти верно.

Потом обратился к Карсу:

— Вы, кадары, лучше улетайте. Вам тут делать больше нечего.

— Вы нам угрожаете? — спокойно спросил Карс.

— Нет… я не сказал, что вам тут оставаться опасно. Просто — зачем?

— Это не мне решать, — ответил Карс.

— Я думаю, мы навестим ваше представительство в Нью-Йорке. Да они и сами понимают. Транспортники сейчас отовсюду свозят кадаров туда — завтра вечером с базы придет челнок.

— Откуда ты знаешь?

Он пожал плечами:

— У нас свои источники.

Потом вновь обернулся ко мне:

— С ними проще. Все-таки Земля так и не стала им домом. А вот как быть с той одной сотой процента, которая оказалась невосприимчивой к зет-соединению?

— Кого ты имеешь в виду?

Сердце у меня заныло от какого-то тоскливого предчувствия.

— Разумеется, мы не хотим никому причинять вреда… Они могут устраивать свою жизнь как хотят. Но легко ли им будет жить в изменившемся мире? Подумайте над этим, Матиссен.

— Ты хочешь сказать…

— Тут я бессилен. Мне жаль. Мне действительно жаль.

На его лице тем не менее не отражалось никаких чувств, в том числе и жалости.

— Ладно, — сказал он, — у меня не так уж много времени. Пошли, Хенрик. Хватит дурака валять.

— Умолкни, паскуда, — палец террориста дрожал на курке. — Никуда я с тобой не пойду.

— Пошли, нас ждут.

— Убирайся, ты, сволочь, пока я не всадил в тебя всю обойму!

— Никак не хочешь примириться с очевидным? Ну, как знаешь…

Он неторопливо оглядел нас.

— Мне пора. А вы… что ж, осталось не так уж много времени. Кстати, Матиссен, Антон передает тебе привет.

— Ты хочешь сказать…

Он усмехнулся:

— Вот именно.

Я не сводил с него глаз, но даже при этом не успел заметить, как он исчез. Только что он стоял тут, перед нами, — и через миг его уже не было.