Летти лишь кивнула, потому что ей нечего было ответить. Она могла бы прибавить, что мистер Сет платил ей наличными и зачастую давал немного сверх обычной платы, а еще одолжил пять тысяч долларов, когда ее сын попал в беду и угодил в тюрьму. И что он простил ей этот долг всего четыре дня назад. Никаких записей на этот счет не существовало.

Гершел пил кофе с недовольным видом. Летти стояла, уставившись в пол.

С подъездной аллеи донеслось урчание мотора, потом хлопнули две автомобильные дверцы.

Рамона Хаббард Дэфо начала плакать прежде, чем появилась в дверях. Она обняла старшего брата на пороге, и он, надо отдать должное, сумел принять подобающе печальный вид: глаза плотно закрыты, губы сжаты, на лбу — скорбные морщины. Мужчина в подлинном горе. Рамона завыла, словно искренне горевала, хотя Гершел в этом сомневался.

Войдя в дом, Рамона обняла Летти, будто обе они были детьми одного доброго любящего отца. Гершел между тем остался на крыльце, чтобы поздороваться с мужем Рамоны, человеком, которого он ненавидел, и ненависть эта была взаимной.

Йен Дэфо был отпрыском банкирского рода из Джексона, самого большого города, столицы Миссисипи, родины по крайней мере половины местных дебилов. Семейные банки давно накрылись, но Йен навсегда сохранил вид самодовольного юнца, даже несмотря на то, что женился на женщине более низкого положения и, как все, вынужден был теперь вертеться, чтобы заработать свой доллар.

Когда они вежливо обменивались рукопожатием, Гершел бросил взгляд через плечо, чтобы посмотреть, какая у них машина. Ничего удивительного не увидел. Блестящий, судя по всему, новенький «мерседес»-седан последней модели. Благодаря склонности Рамоны к выпивке и ее длинному языку, он знал, что миляга Йен брал машины в аренду на три года и возвращал раньше срока. Это тяжелым бременем ложилось на их бюджет, но не имело значения. Гораздо важнее для мистера и миссис Дэфо было, чтобы их видели в северном Джексоне на достойном их автомобиле.

Наконец все собрались и расселись в гостиной. Летти подала кофе и колу, после чего, как ей и подобало, отошла в тень — встала в открытых дверях спальни, находящейся в конце коридора, на месте, откуда часто слушала, как мистер Сет говорит в гостиной по телефону. Здесь ей было слышно все.

Рамона, еще немного поплакав, завела речь о том, как трудно во все это поверить. Мужчины слушали и соглашались, время от времени вставляя короткие восклицания.

Вскоре их прервал звонок в дверь. Прибыли две дамы из церкви с пирогом и запеканкой, отказываться нельзя. Летти засуетилась, приняла у них еду и унесла на кухню, а дамы, не дожидаясь приглашения, плюхнулись на стулья в гостиной и принялись судачить. Они видели своего брата во Христе Сета в церкви только вчера, и он замечательно выглядел. Да, они знали о раке легких и все такое, но, Господи милостивый, казалось, мистер Хаббард одолел его.

Гершел и чета Дэфо разговор не поддерживали. Летти слушала из своего укрытия.

Набожным дамам очень хотелось задать кучу вопросов: «Как он это сделал?», «Он оставил записку?», «Кто получит деньги?», «Существует ли вероятность, что смерть была насильственной?» Но они с сожалением понимали: такое любопытство будет плохо воспринято. Посидев еще минут двадцать почти в полном молчании, они утратили интерес к визиту и начали прощаться.

Через пять минут после их ухода в дверь снова позвонили. Выглянув в окно, присутствовавшие увидели на подъездной аллее новый автомобиль.

— Летти, спровадьте всех! — крикнул Гершел. — Мы спрячемся в кухне.

На сей раз посетительницей была соседка, живущая напротив. Она явилась с лимонным кексом. Поблагодарив ее, Летти объяснила, что дети мистера Сета действительно здесь, но «не в состоянии никого принимать». Соседка потопталась немного на крыльце, отчаянно пытаясь проникнуть внутрь и поучаствовать в семейной жизни, но Летти вежливо преградила.