|
Ф. М. Бейли все же счел своим долгом указать Далай ламе и его министрам («калонам») на опасность «большевистской интриги» в Тибете, что, в конечном счете, как кажется, имело негативные последствия для миссии С. С. Борисова. Так, 21 августа Далай лама отправил Ф. М. Бейли, который к тому времени уже покинул Лхасу, оригиналы двух писем, привезенных «красными русскими», одно – от бурят монгольского правительства за подписью М. Н. Ербанова, а другое – от представительства Калмобласти при Наркомнаце в Москве, вместе с их переводами на тибетский язык (что, конечно же, было далеко не дружественным шагом с его стороны по отношению к советским гостям). Они, по всей видимости, и являлись теми «мандатами на представительство» от БМ АССР и КАО, о которых писал И. В. Сталину Г. В. Чичерин. В обоих письмах С. С. Борисов и Б. Вампилон (Церинг Доржи и Баярту) назывались «паломниками», которым поручалось ознакомить Далай ламу с состоянием дел его единоверцев в России. Их авторы откровенно восхваляли новую власть, при которой буряты и калмыки «ведут мирную и счастливую жизнь» в своих землях, получив право на самоуправление и свободное исповедание буддийской религии, чего они были лишены при «плохом» царском правительстве .
Однако, Далай лама имел основания сильно сомневаться в правдивости подобных утверждений. Незадолго до приезда С. С. Борисова из Забайкалья в Лхасу вернулся весьма почитаемый тибетский перерожденец («тулку») Тагрин Геген, рассказавший о том, как его арестовала Агинская аймачная милиция, а имущество конфисковала, в том числе собранные среди бурят пожертвования на Дрепунгский Гоман дацан (дацан, где с давних пор обучались буддийским наукам все буряты и калмыки, в том числе и А. Доржиев). Такие истории, разумеется, не могли способствовать поднятию советского престижа в Тибете. Более того, они противоречили рассказам С. С. Борисова и Б. Вампилона и той позитивной информации об СССР, которую НКИД периодически направлял в Лхасу через А. Доржиева и его сторонников – бурятских и калмыцких лам «обновленцев» . Интересно, что А. Доржиев в мае 1923 г., зная о предстоящей экспедиции С. С. Борисова, подал докладную записку в НКИД, в которой указывал на важность религиозного фактора в деле завязывания дружественных отношений с Тибетом. «Советской России, – писал он в ней, – придется считаться с господствующим положением буддийской церкви в стране и так или иначе установить с ней первоначальный контакт, ибо других путей для официального сношения с Тибетом нет. Таким образом, успех советской политики в восточных странах и, в частности, в Тибете будет зависеть от того, насколько Советская Россия сумеет подойти к обычаям, нравам и религии культурно отсталых народов этих стран» . В этой связи тибетский представитель не мог не коснуться инцидента с Тагрин Гегеном, поскольку по возвращении в Тибет он «даст там невыгодную информацию о положении буддийского духовенства в Советской России». Поэтому А. Доржиев предлагал «взыскать с виновных хоть часть вещей Тагрин Гегена и отослать ему в Лхасу» . Советская экспедиция пробыла в Лхасе около трех месяцев и вернулась в Москву в мае 1925 г. Переговоры Борисова с Далай ламой не увенчались успехом, хотя их подробности во многом остаются неизвестными нам. Два года спустя (в мае 1927 г.), выступая с лекцией на заседании кафедры зарубежного Востока в Коммунистическом университете трудящихся Востока им. Сталина (КУТВ), С. С. Борисов неожиданно приоткрыл завесу тайны над своей поездкой в Тибет. В этой лекции, озаглавленной «Современный Тибет» , наибольший интерес для нас представляет та ее часть, где речь идет о политической ситуации в Тибете в 1924 г. и перспективах ее развития в будущем. Эту ситуацию С. С. Борисов характеризовал как крайне сложную и нестабильную ввиду нарастающего трения между англофильской военной «кликой» – молодыми тибетскими офицерами, прошедшими подготовку в Индии, во главе с военмином Царонгом, и консервативным ламством. |
