Предложения П. М. Никифорова, однако, не получили поддержки в Политбюро. Таким образом, поездка Б. Мухарайна в Тибет (если она действительно состоялась) явилась последним контактом Москвы с Лхасой. На этом отношения между двумя странами окончательно прерываются. Основной причиной, приведшей к свертыванию советско тибетского диалога, вероятно, следует признать радикальные изменения во внутренней политике СССР, прежде всего переход к форсированной коллективизации, следствием которой стали массовые репрессии властей против бурятского и калмыцкого буддийского духовенства в 1930–1931 гг., в частности, арест ряда лиц, лично известных Далай ламе, таких, как Ш. Тепкин, Г. Саперов, Д. Мункужапов. В то же время оставался нерешенным вопрос, крайне беспокоивший Далай ламу и А. Доржиева, – о возрастном цензе для бурят и калмыков, стремившихся получить религиозное образование.

Другой причиной была, по видимому, смена внешнеполитического курса страны. В 1930 г. ушел в отставку «ленинский нарком» Г. В. Чичерин, долгие годы придерживавшийся ориентации на Германию, и во главе НКИД становится его давнишний соперник М. М. Литвинов, сторонник сближения СССР с Англией, Францией и США . М. М. Литвинов фактически руководил НКИД уже с 1928 г., когда Г. В. Чичерин уехал на лечение в Германию. В связи с курсом на улучшение англо советских отношений Москве пришлось отказаться от активной политики в Тибете.

Наконец, следует отметить еще одну причину – поражение китайской революции. «Контрреволюционный» переворот Чан Кайши в апреле 1927 г. разрушил надежды Кремля на приход революции из Китая в Тибет. В дальнейшем, в начале 1930 х, нанкинское (чанкайшистское) правительство добилось определенных успехов в попытке завязать дружественный диалог с Лхасой, что практически оставляло Москве, предавшей анафеме своего недавнего друга Чан Кайши, мало шансов.

Несмотря на изменившиеся внешнеполитические приоритеты, в Восточном отделе НКИД – так же, как, вероятно, и в ВО ОГПУ и Разведупре Штаба РККА, – продолжали пристально следить за развитием ситуации в Тибете и вокруг него. Смерть Далай ламы в конце 1933 г. неожиданно вызвала новый всплеск интереса у советского руководства к этой стране. В «Известиях» и «Правде» появились интригующие сообщения, в которых со ссылкой на китайскую прессу говорилось, например, о решении тибетского правительства передать верховную власть в стране Панчен ламе, о намерении последнего вернуться в Тибет при условии, если нанкинские власти предоставят ему военный эскорт, а также о «новых интригах» Британии, якобы отправившей в Лхасу своего прежнего агента Ч. Белла . Ч. Белл действительно побывал в Тибете летом 1934 г. Однако новое тибетское правительство не допустило его в Лхасу, желая тем самым показать, что оно не стремится возобновлять прежние отношения с англичанами. В то же время тибетскую столицу в 1934 г. посетила китайская делегация генерала Хуан Мусонга, отправленная Чан Кайши формально для выражения соболезнования тибетцам, но фактически для налаживания отношений с Лхасой.

Москва реагировала на эти сообщения довольно сдержанно, очевидно, осознав бесперспективность дальнейшей борьбы с Лондоном за влияние в Тибете. Сам же Далай лама, насколько известно, вплоть до своей кончины не предпринимал попыток реанимировать прервавшийся диалог с СССР. В своем политическом завещании, составленном в 1932–1933 гг., он с нескрываемой неприязнью писал о «красной идеологии», приведшей к полному уничтожению буддизма во Внешней Монголии, называя ее «худшим из пяти видов упадка, присущих нашему времени» .

Эпилог

Несмотря на утрату советским руководством интереса к Тибету, неутомимый А. Доржиев в начале 1930 х продолжал добиваться от НКИД согласия на посылку в Лхасу представителя буддийского духовенства для поддержания религиозных связей с Далай ламой.