Анатолий Бочаров. Время волков
Хроники Иберлена – 3
Автор благодарит Ирину Степанову и Ольгу Середу
за помощь, оказанную при работе над книгой.
И на всех перекрестках земли,
Выражения лиц не меняя,
Благородные лгут короли.
Пролог.
Никогда не спеши умирать. Особенно, если сам того не хочешь.
Немолодой мужчина в простом черном платье, стоящий у высокого окна, выглядывающего на заметаемый метелью крепостной двор, невесело покачал головой при этой мысли. Медленно провел по стеклу ладонью, столь привычной к рукояти меча. На стекле отпечаталась зимняя изморозь, напоминающая росчерки пера на старинной карте. За окном надрывался ветер - совсем как раненый волк. Раненые волки живучи. Если не добить их меткой стрелой, они долго могут хромать по рассыпчатому снегу, роняя на белое капли крови. А еще, даже издыхая, уставший бегать от смерти волк способен оскалить зубы, прыгнуть на охотника и порвать тому глотку.
Двор совсем уж замело, снега навалило в человеческий рост. С утра его пробовали расчищать, пробивая в выросшей стене не дорожки даже - туннели, но потом вновь поднялась буря. Человек в черном стоял и смотрел, как буря низвергает с небес косой стеной тяжелые серые хлопья. Он думал о зимней охоте, об умирающих волках и о ледяной могиле. Могиле, достойной тех, кто стоял вровень с королями. Каждое прикосновение к стеклу оборачивалось укусом холода, лязгающего зубами в унисон песне металлических игл, пронзивших сердце.
Поэзия. Да чтоб ее к чертовой матери разорвало. Вместе со всеми на свете стихоплетами.
Герцог Камблер Лайдерс, а именно так звали этого человека в черном, человека с усталым изможденным лицом и тронутыми патиной седины волосами, помянул нечистого и задернул окно шторой. Прошел вглубь комнаты, к загроможденному всевозможной полезной дрянью письменному столу, в центре которого развернулась, придавленная по краям кинжалами, та самая ненавистная карта. Герцог склонился на ней, согнув спину и прищурив слезящиеся глаза, всмотрелся так внимательно, будто от десятитысячного просмотра могло что-то измениться. Не могло. И не изменилось.
Глаза жгло постоянно, уже незнамо сколько дней подряд. Почти терпимо утром, чуть похуже к вечеру и совсем остервенело - по ночам. Адская боль, раздирающая глаза погаными крысиными коготками, перекидывалась и на сдавленный серебряным обручем лоб. Боль сжимала череп между молотом и наковальней, заставляя то и дело путать дневную явь с ночным бредом. Вокруг то и дело вспыхивали цветные пятна. При любом резком движении к голове приливала кровь. Слуги, замечая испытываемые их господином страдания, ведь никакую болезнь не удается скрывать вечно, тихонько перешептывались и предлагали позвать лекарей. Герцог в ответ только молча сжимал зубы. Соратники, в отличие от слуг, не говорили ни слова - отворачивались, молчали. Один дьявол знал, что хуже.
Лайдерс не сомневался, что ему уже давно прочат заслуженный отдых. На том свете, надо полагать.
Не дождетесь.
Если он свалится с ног, Империя возблагодарит за столь роскошный подарок всех богов разом. Они там у себя на юге взвоют от радости. Нет. Герцог Лайдерс не бросит свою страну. Вернее то, что от нее осталось, а осталось немного.
Камблер налил красного айтвернского вина из фарфорового кувшина с отломанным носиком в стоящий на столе кубок. Разумеется, расплескал - больно уж дрожали руки. Вино вылилось на карту, окрашивая пожелтевший ломкий пергамент в темный цвет и расползаясь по нему огромным пятном. Забавно, но границы пятна почти в точности совпали с массивом заштрихованных территорий, захваченных Империей. Какая гнусная ирония судьбы. Впрочем, судьба всегда была злой теткой, а не верной женой.
В дверь постучали.
- Войдите! - бросил герцог, рассеянно барабаня пальцами по рукоятке кинжала. Надо послать слугу за новой картой, эта уже никуда не годится, сколько ее ни суши. |