– Спасибо, дядь Миш, что маме помогал все это время по хозяйству, – совершенно искренне произнес Крест, – особенно когда бати не стало. Без тебя бы не справились.

– А как же иначе? – брат матери качнул головой, прожевывая мясо. – Не мы, то кто? Ты к нам заходи, Машку мою не узнаешь, вымахала девица. А была мелкая, все с твоей Настей собачились, сейчас дружат. Машка в этом году школу заканчивает, поступать будет.

– Как нибудь зайду, – пообещал племянник, как будто в селе можно было не зайти в гости.

– Ты мне вот что скажи, – шепнул на ухо Кресту дядя, когда мать вышла во двор, – ты и правда ту девку того…? Не верится мне, не был ты таким подонком, да и мать переживает. Ей это все морально тяжело далось. Шутка ли, педагог, завуч школы была, а сын насильником оказался. Шум стоял на весь район.

Крест опустил голову. Решение далось тяжело, но виделось единственно верным. Лучше мама пусть переживает только об этом, чем еще и о том, что сын отсидел ни за что. Поэтому он растянул губы в непринужденной улыбке и посмотрел в глаза дяди, стараясь не замечать, как взгляд того становится жестким.

– Это все прошлое. Не нужно его ворошить.

Глава 2

– Ты куда, сына? – заволновалась мама, когда вечером Крест, воспользовавшись тем, что та переключила внимание на дочь, засобирался на улицу.

Надоело ловить на себе жалящие недовольные взгляды сестры, чувствовать исходящий от нее негатив. Почему то здесь, дома, он оказался уязвим и беззащитен перед теми, к кому так жадно стремился. Морально он был готов к тому, что окружающие не скоро забудут его преступление и не единожды напомнят о нем, но вот то, что с порога его оглушит неприятием сестра, этого он не ожидал. Поэтому, как только мама скрылась в комнате Насти, и оттуда донесся возмущенный бубнеж подростка, Крест натянул спортивку, кроссовки и ушел бродить по родным улочкам.

На улице уже темнело, несмотря на то, что дни давно шли на рост. Крест медленно шел по улице, прислушиваясь, наблюдая за тем, как во дворах домов за высокими заборами сельчане занимались домашними делами. Скрип, стуки, невнятный говор, редкие вскрики на фоне свежего весеннего воздуха – все это было давно забытой мелодией, сопровождавшей его первые семнадцать лет жизни.

У большого дома из красного кирпича под новой, недавно перекрытой крышей в конце улицы Крест остановился. Здесь жил его друг и одноклассник Макс Сладких, косвенно из за истории с которым Крест и оказался на зоне. Только об этом мало кто знал – сам Макс, Крест и пара друзей в городе. По словам мамы, после произошедшего несчастья семейство Сладких никуда не уезжало из деревни, так и жило здесь в заботах о сыне.

Сквозь забор Крест разглядел на заднем дворе беседку, где в приглушенном свете сгущающихся сумерек в инвалидном кресле угадывалась знакомая фигура. Крест свистнул особым свистом, служившим когда то средством общения в их мальчишеских играх, и фигура в кресле зашевелилась, принялась оглядываться по сторонам.

– Макс, – Крест свистнул еще раз, махнул рукой, привлекая внимание.

Больно было смотреть на то, как некогда здоровый и крепкий парень превратился в обездвиженного калеку, способного передвигаться только в инвалидном кресле. Зато радость на лице Макса была неподдельная, искренняя, как у мамы.

– Джон!

Еще одно забытое прозвище.

Крест распахнул калитку, вошел во двор, мужским объятием приветствовал друга. На крыльце дома тут же появилась тетя Галя, мать Макса, привлеченная громким лаем молодой овчарки, бешено скачущей на цепи у конуры в дальнем углу двора. Старина Рекс, рыжий пес с черными подпалинами на брюхе, привыкший ко всем друзьям своего юного хозяина, которого помнил Крест, уже умер.