Как же еще? Черт возьми, Джесс, некоторые из этих длиннорогих переплыли бы даже Атлантику, если бы знали, что на той стороне трава.
— Если вы с Маком решитесь на это, — поддержал идею Джесс, — можете рассчитывать на меня. Только я не плавал в реках такого размера. Предоставлю вам и длиннорогим показать пример. Когда мне придется пересекать такую большую реку, я сяду в лодку.
Один за другим гасли огни, на площади воцарилась тишина, пыль улеглась, скрипнула дверь за последним гулякой, вернувшимся домой. Через улицу перебежала одинокая собака, направлявшаяся к своему пристанищу, а у воды в тихом ожидании припала к земле кошка. В последние часы довольно часто сюда подходили крысы, чтобы попить или поискать крохи пищи, оброненные прохожими.
Ветер шелестел листвой, и веки Счастливчика Джека отяжелели. Одинокая собака, почувствовав его присутствие, подошла по тротуару к портику коттеджа и обнюхала Джека.
— Садись-ка, тетка. Ты ведь никуда не шла? Так садись, и мы вместе будем наслаждаться тишиной ночи.
Он почесал собаку за ухом, и та улеглась, наблюдая за кошкой. Она уже раньше пыталась свести с ней счеты и решила, что этого более чем достаточно. Теперь она знала кое-что о кошках.
Из двери салуна вышел бармен и выплеснул на улицу кувшин грязной воды, посмотрев в сторону Счастливчика Джека. Он многое видел на своем веку — приходили и уходили лесорубы, возчики, пастухи, ковбои, моряки, речные крысы, что-то обязательно случалось. Каждую морщинку или впадину на лице Счастливчика Джека он мог сопоставить со своими, поскольку годы оставили и у него самого на щеках следы пережитого: радости и слез, гнева и грусти, пока там не запечатлелось лишь выражение большого терпения.
Ему хотелось подойти и посидеть на ступеньке рядом с Джеком, не обязательно говорить, просто посидеть, разделив с ним впечатления ночи и прожитых лет. Они ведь прошли через них, хотя и не вместе. Бармен помнил, как все было от Буэри до Чарлстона, Мобила и Нового Орлеана, и в Цинциннати, Луисвилле, Сент-Луисе и даже во Фриско. Он вернулся в салун, снял фартук, затем погасил последнюю лампу, в темноте пересек зал и скрылся в своей маленькой комнате в глубине дома.
Его часто спрашивали, почему он не женился, но он был женат дважды, и все, что делали жены, — это тратили его деньги, жаловались на то, что он слишком много времени проводит на работе и возмущались, когда он что-то делал для себя. Бармен очень гордился тем, что мало пил и никогда не напивался. Любил он поболтать с некоторыми избранными людьми, но не играл в азартные игры. Он слишком долго наблюдал за всем из-за стойки бара и знавал шулеров, жуликов и им подобных. Ему удалось отложить немного на будущее. И все это он получил из честных заработков. Звали его Джордж Холл, а прозвище он носил — Джерси Джордж. У него был брат Сэм, которого он не видел уже многие годы и надеялся, что никогда не увидит снова.
По всей улице через некоторые промежутки стояли бочки с водой для борьбы с пожаром, просто на всякий случай. За одной такой бочкой по другую от Джека сторону площади притаился человек. Старая собака навострила уши, принюхиваясь.
— Видел я его, старина. Посиди-ка спокойно, и пусть он там поковыряется. Нет смысла в него стрелять. Я лишь перебудил бы всех этих приятных людей.
Успокоенная собака положила нос на лапы, но не спускала глаз с отдаленной темной фигуры за бочкой.
Счастливчик Джек немного задремал, но его глаза поймали движение уходившего человека, а уши уловили стук копыт. Прятавшийся оставил лошадь на краю города, и стук копыт донесся издалека.
— Проклятый дурак, — выругался Джек. — Ручаюсь, что половина горожан слышала, как он уезжал. Никто не ездит на лошади в такое время, если только он не замышляет что-нибудь дурное.
Лежа в кровати, бармен также уловил этот топот и подумал, что человек, убегавший ночью тайком из города, относится к той породе людей, которая никогда ничему не научится. |