Изменить размер шрифта - +
Но этому предшествует столько схваток, столько погонь, нападений, скачек и потасовок! Разрешаются любые удары. За несколько часов туша много раз переходит из рук в руки, из седла в седло, огибает обе мачты и устремляется к цели. В конце концов ею завладевает кто-нибудь из участников, выхватывает козла, ускользает от последних противников или опрокидывает их, скачет во всю прыть с тушей в руках, подлетает к белому кругу, потрясает тем, что от нее осталось, и…

– Голос рассказчика потонул в улюлюканье.

В резком, оглушительном улюлюканье, диком, безумном, родившемся в бескрайних ковыльных степях и заполнившем небо и землю пронзительным сумасшествием.

– Халлал! Халлал! – кричал конюх.

– Халлал! Халлал! – отвечали люди в чапанах.

А поскольку скалы и ущелья Шибара возвращали эти крики в виде тысячекратно усиленных откликов, горные демоны еще долго-долго повторяли:

– Халлал! Халлал!

Когда они наконец умолкли, наступила удивительная тишина. И тогда Гуарди Гуэдж сказал:

– Такая вот игра, друзья мои, была привезена Чингисханом. Теперь вы знаете, что это такое.

– Благодаря тебе, знающий всё Пращур! – закричала толпа.

Диссонансом в этом хоре похвал прозвучал только один возмущенный и вместе с тем как бы жалующийся голос, голос человека, сидевшего у самых ног Гуарди Гуэджа.

– А какой же мне толк, дедушка, знать правила такой прекрасной игры, если я никогда ее не увижу.

– И то верно… В самом деле… Этот кузнец правильно говорит.

Так ворчали жители горных долин и селений высокогорья, составлявшие почти всю толпу. И они стали вставать один за другим, задумчивые и как бы отрезвевшие, – тем более что водители грузовиков подавали знаки, что пора трогаться в путь. Но Гуарди Гуэдж поднял палку, чтобы задержать их еще ненадолго и сказал:

– Никто из смертных не имеет права сказать «всегда», но никто не может сказать и «никогда». И вот еще одно тому доказательство: впервые с незапамятных времен состязания бузкаши будут проведены по ту сторону Гиндукуша, в окрестностях нашей столицы, Кабула.

 

Шоферы перестали сзывать пассажиров, а те застыли в тех позах, в каких застали их слова Гуарди Гуэджа, стоящими кто на коленях, кто в полусогнутом состоянии.

Они спрашивали:

– Как?

– Почему?

– Когда?

– Потому, – отвечал старик, – что властелин земли афганской Мухаммед Захир-шах повелел, чтобы отныне каждый год в день рождения короля, в месяце мизане, лучшие участники бузкаши приезжали бы на самых прекрасных степных скакунах соревноваться в Баграм, рядом со столицей.

– В месяце мизане!

– В ближайший мизан!

– Я поеду смотреть!

– И я поеду!

– Пусть мне даже для этого придется продать мою последнюю овцу!

– Последний мой инструмент!

– Чадру моей жены!

Уже рычали моторы, уже путники взобрались на грузовики, а крики все продолжались и продолжались.

 

* * *

Кузнец сообщил Гуарди Гуэджу:

– Деревня, где женится мой брат, стоит в стороне от дороги. Так что я пойду туда пешком. А ты, дедушка?

– А я продолжу свой путь, – посмотрел на него Гуарди Гуэдж.

– А куда же он лежит? – спросил кузнец.

– В степи, – отвечал Гуарди Гуэдж. – К тем, кто проводит бузкаши. Решение короля изменит не одну жизнь.

– Ну и что из этого? – опять спросил кузнец.

– Тому, кто знает много историй из прошлого, доставляет большое удовольствие, когда ему удается увидеть, как рождаются новые истории, – сказал Пращур.

Быстрый переход