Старый чопендоз потянулся было к морде коня, но остановился.

– До вечера, и ты тоже, – произнес он. Рахиму же он сказал: – Жди меня здесь.

– С Джехолом? – вскричал Рахим.

Турсун ушел, не ответив.

А Рахим воздел глаза к небу, благодаря его за такую удачу.

III

ДВА СВЕТИЛА

От поместья Осман-бая до Даулатабада два часа езды рысью.

Это был всего лишь крошечный городок, но он играл роль столицы для жителей того обширного степного края, большую часть территории которого занимали пастбища, а кишлаки насчитывали столь мало людей, что обычно состояли всего лишь из нескольких глинобитных мазанок или же кучки юрт полукочевого типа. В Даулатабаде жил глава района, стоял небольшой гарнизон, имелись полицейский участок и старинный базар, занимавший центр города, а у входа в него красовалась новенькая школа.

Турсун направился к базару. Проезжая мимо школы, он заметил, что утренние уроки закончились. Однако большая группа школьников толпилась у высокого забора, скрывавшего школу и прилегающий сад. Дети были разного возраста и, судя по одежде, самого разного состояния.

Крупная лошадь, взятая Турсуном из конюшни имения, остановилась сама: толпа детей заняла и часть дороги. Они были необычно тихими и тянулись на цыпочках, раскрыв рты, со сверкающими, сосредоточенными взорами, обращенными к школе.

Из седла Турсун легко разглядел того, кто, прислонившись к стене, овладел вниманием полудиких и обычно невероятно озорных мальчишек.

«Да это же старый рассказчик Гуарди Гуэдж», – подумал он.

Опустив поводья, он сказал с чрезвычайным почтением:

– Приветствую тебя, Пращур, да будет благословенно твое возвращение.

– Мир тебе и почет, о Турсун, бывший самым славным чопендозом этого края, – отвечал старец слабым, но слышным далеко, как звон надтреснутого стеклянного колокольчика, голосом.

Турсун покачал головой. «Признал меня, – подумал он… – Надо же… После стольких лет отсутствия, после стольких путешествий… повидав тысячи и тысячи разных людей…»

Тут дети закричали:

– Расскажи, расскажи скорее!

Больше всех старался тщедушный мальчонка на костылях.

– Я повидаю тебя на обратном пути, Пращур, – сказал Турсун.

Коснулся шпорой бока лошади и въехал в город.

* * *

Базар в Даулатабаде был одним из самых старинных в округе, и в середине нашего века еще сохранял цвета, запахи, очертания и обычаи среднеазиатских рынков, какими они стали еще в давние времена.

В лабиринте улочек, переулков и тупиков, среди лавочек, мастерских ремесленников, сквозь соломенные навесы и сплетения живых растений над головами лучи солнца создавали контрастную игру света и тени; яркие одежды, ткани, лица, металлические украшения, фрукты сверкали на солнце, а затененные места были загадочно таинственными. Бедный дырявый чапан мог выглядеть там как роскошный бархат. Раскосые глаза старика-торговца, примостившегося в какой-то нише, казались скрывающими все лукавство мира. Огромные медные самовары сверкали, как золотые. На прилавках с варварской необузданностью громоздились огромные куски разрезанных мясных туш, увесистые кисти винограда, разрезанные кроваво-красные арбузы. Привязанные лошади всхрапывали, отмахиваясь от тучи мух. Порой раздавались долгие крики верблюдов. Так, век за веком, шла торговля товарами, прибывающими теми же путями, с теми же попытками сбить или поднять цену, с неизменным чаепитием в обстановке привычной смиренной нищеты или спокойного изобилия и богатства.

Животные и люди толпились вперемешку в главных проходах и в лабиринте мелких проулков. В этой тесноте мало что значили богатство и ранг.