– Хорошо, – ответила я, стараясь следить за тем, чтобы в голосе не сквозила неохота. – Отправь мне его по имейлу. Прочитаю сегодня.

– Спасибо, Ли. Ты лучшая. – Он воткнул второй наушник и снова начал печатать. – Надо было, наверное, начать с этого, а не говорить, что ты выглядишь хреново.

– Наверное.

Минуту спустя на электронную почту пришло письмо. Я сразу открыла документ, ведь заняться больше нечем, да и, не в обиду Денни, хотелось покончить с этим. Но… такого я не ожидала.

Письмо Денни изменило все. Стало катализатором. Именно оно сподвигло меня сделать это. А вы уже решите, хорошо это или плохо.

Уважаемая мисс Малгроув и члены Комитета по стипендии им. Н. Хортон!

Полагаю, комитет уже получил мое заявление. Если да, тогда вы в курсе – я темнокожий, с ограниченными возможностями и из округа Вирджил, Индиана. А поиск в Интернете выдаст несколько позорных роликов из местных новостей, где четырнадцатилетний Денни говорит о стрельбе и во время физиотерапии заново учится пользоваться тростью.

Так что история, которую вы ожидаете найти в этом письме, очень значима. Бедный парень из небольшого городка, слепой с рождения, выживает в школьной стрельбе и теперь пытается подняться – или что-то вроде того. Но это не моя история.

В смысле, наверное, моя – в ней все верно, – но при этом – нет.

Все факты на месте, но вот оформление неправильное.

Поэтому вместо ожидаемой версии этого письма вы получите менее значимую, но более честную. А потом я скажу вам, почему заслуживаю эту стипендию.

Я выделялся в нашей школе еще до стрельбы. Был одним из двух темнокожих детей в почти полностью белой школе (вторым ребенком была моя старшая сестра) и, ко всему прочему, единственным слепым. И люди не знали, как с этим быть. Одноклассники не относились ко мне плохо. Многих из них я знал с первого класса, и, да, кто-то был расистским придурком (простите, наверное, не стоит употреблять слово «придурок» в этом письме), а кто-то предпочитал красть мои вещи и куда-то их прятать, так как я ничего не видел. Но они хотя бы честно в этом сознавались. И мои сверстники совсем не боялись задавать такие вопросы, как: «Это расизм?» и «Но как ты это делаешь, раз не видишь?» Да, это могло утомлять, но с учителями ситуация обстояла еще хуже.

Учителя выдвигали странные предположения или говорили всякие глупости. Например, учитель английского, который после моей презентации по «Повелителю мух» сказал, что я «четко выражаю свои мысли». Или руководитель школьного оркестра, который умолял меня к ним присоединиться, потому что был уверен – у меня невероятный музыкальный талант. Потому что, видимо, каждый слепой парень с темной кожей может быть перевоплощенным Стиви Уандером  или Реем Чарльзом . (Кстати, у меня нет музыкальных талантов.) О, и не будем забывать об учителе обществознания, который спросил, «видел ли я новости», а потом, тут же выпалив извинения, сменил «видел» на «слышал». И ко всему этому добавляются их додумки, понадобится мне помощь в классе или нет. Потому что, похоже, спросить меня напрямую – вопиющая мысль.

Но был один учитель, из-за которого мне не хотелось ударить себя тростью по лбу. И это – Эсси Тейлор.

Мисс Тейлор стала учителем информатики, когда я перешел в девятый класс, и была потрясающей – молодой, веселой, умной, и, да, я в нее влюбился.