— Может быть, ее просто необходимо уверить в этом, — объяснила я. — Надо показать ей, насколько сильно ты любишь ее и нуждаешься прежде всего как в женщине.

— Что-то я тебя не пойму, — озадаченно спросил он. «Вряд ли он когда-нибудь это поймет», — с тоской подумала я.

— Просто заботься о себе сам, — объяснила я ему. — Не думай, что она должна постоянно печься о тебе. Может быть, тогда все пойдет по-другому.

— Я не зарабатываю достаточно денег, в этом-то вся причина.

— Уверяю тебя, для твоей жены деньги не главное. Ей просто нужно, чтобы ее замечали и любили.

— А у него большой дом и совершенно новенький, привезенный из Нью-Йорка «крайслер» с кожаными сиденьями и другими причиндалами.

Я ничего не ответила.

— В прошлом году он провел свой отпуск на Гавайях, — озлобленным тоном сказал Марино.

— Дорис прожила с тобой жизнь. И это ее личное дело — выбирать Гавайи или что-то другое…

— Гавайи — всего лишь приманка для туристов, — отрезал он, закуривая. — А по мне — нет ничего лучше местечка чем Багз-Айленд, где можно хорошо порыбачить.

— А тебе не приходило в голову, что Дорис очень устала постоянно проявлять о тебе материнскую заботу?

— Уж материнскую! — огрызнулся он.

— Тогда почему же сразу после ее отъезда ты выглядишь так, словно отчаянно нуждаешься в материнском уходе, Марино?

— Потому что у меня не хватает времени на пришивание пуговиц, готовку, стирку и всякую другую ерунду.

— Я тоже сильно занята, но тем не менее нахожу для этого время.

— Да, но у тебя есть прислуга, и, кроме того, ты зарабатываешь не меньше сотни тысяч долларов в год.

— Я бы заботилась о своей внешности, даже если бы получала всего лишь десять тысяч в год. Я поступала бы так хотя бы из чувства самоуважения и не хочу, чтобы за мною кто-то ухаживал. Мне просто хочется, чтобы ко мне внимательно и заботливо относились, а это вовсе не одно и то же.

— Если ты с такой легкостью отвечаешь на любые вопросы, то почему же ты разведена? И почему ты здесь, а твой друг Марк там, в Колорадо? Только не убеждай меня, что вы были просто хорошими друзьями.

Вдруг я почувствовала, как краска залила мое лицо.

— Тони никогда по-настоящему не любил меня, и, поняв это, я решила от него уйти. Ну а что касается Марка, то у него были затруднения со взятыми на себя обязательствами.

— И ты обязалась быть с ним? — свирепо взглянул на меня Марино.

Я промолчала в ответ.

— А что же ты не поехала с ним на Запад? Может быть, твое главное назначение в жизни быть начальником?

— У нас были проблемы, и, конечно же, частично я была в них виновата. Марк рассердился, уехал на Запад… может быть, для того, чтобы добиться какой-то цели, а может быть, просто чтобы сбежать от меня подальше, — ответила я с таким пылом неожиданно нахлынувших на меня эмоций, что сама испугалась своей несдержанности. — Не говоря уже о том, что моя профессиональная деятельность была несовместима с его новым местом работы. Мы никогда не обсуждали этого.

Марино вдруг стало очень стыдно, и он сказал:

— Извини, я не знал.

Я обошла его ответ молчанием.

— Похоже, что оба мы в одинаковом положении, — Сказал он.

— В определенном смысле да, — согласилась я, не желая признаваться самой себе, чем же все-таки моя жизнь отличалась от жизни, которую теперь вел Марино, — Я все-таки слежу за собой. Если Марк снова появится, он никогда не увидит меня опустившейся, будто жизнь с его уходом потянула меня ко дну.