Изменить размер шрифта - +

Он же, в свою очередь, также показался ей в равной степени неповторимым, каким-то новым и неотразимым, а иначе почему тогда она позволила увести ее с вечеринки? Почему она после этого проводила с ним все дни, позволяя часами целовать себя в его машине, пока не трескались и не распухали губы, и оба при этом изнемогали от охватывавшего их желания?

Но она никогда не позволяла ему прикасаться к ее обнаженной груди, никаких контактов ниже воротника. Он до сих пор помнил так терзавшее его душу и плоть отчаяние, которое было сильнее самого пронзительного наслаждения, пережитого им в его двадцать два года. И они оба не знали, как быть, поскольку в 1947 году нечто большее, чем поцелуи, считалось неслыханным и недозволенным для аристократки из Филадельфии или же для порядочной девушки из Калифорнии.

И поэтому они решили скрыться, Майк Килкуллен и Лидия Генри Стэк. Эти два преступно глупых, охваченных страстью и желанием ребенка, которым вообще не следовало встречаться друг с другом, не говоря уж о женитьбе, сбежали, потому что у них не было возможности насладиться друг другом до одурения. Добрая половина парней его поколения, возможно, делала то же самое, что само по себе не означало, если оглянуться назад, что подобный способ решения проблемы не обернется в будущем катастрофой. Ведь в то время о простом разводе не могло быть и речи, к тому же дело осложнялось его принадлежностью к католической церкви и ее епископальным воспитанием.

Теперь-то, с высоты своего опыта, он понимал, что тогда они оба не осознавали, до какой степени их брак был ошибкой. Осознание пришло гораздо позже. После начала нового учебного года они сняли маленькую квартирку в Пало-Альто, и тогда ему представлялось, что все в порядке, все идет как надо. Правда, после того как они легли в постель на законном основании, занятие любовью уже не казалось им таким чудесным, как они воображали когда-то в своем невежестве. Лидии очень нравилось, когда ее целуют, но от секса она удовольствия не получала. Реальность испугала и огорчила ее, и, как бы нежен он ни был, она так и не смогла преодолеть неприязни к тому, что казалось ей каким-то грязным, навязанным действием. Но он был убежден, что со временем ее отношение изменится, а когда через короткое время она забеременела, эта уверенность окрепла.

В эти первые месяцы он часто заставал ее в слезах, а чтобы он не слышал, как она плачет, Лидия запиралась в ванной. Она утверждала, что расстроена потому, что не хотела заводить ребенка так рано, или же потому, что родители все еще сердятся на нее за этот побег, но позже он понял, что так она давала выход своей безысходной, непрекращающейся немой ярости на самое себя, она мучилась оттого, что под влиянием эмоций увязла в этом ненужном браке, тем самым разрушив свою жизнь, вместо того чтобы вернуться на Восточное побережье, потому что там ее место, в городе, который она любила, среди людей ее класса, там, где перед ней открывалось будущее.

Да, они были слишком молоды, чтобы жениться, не чувствуя сильной всепоглощающей страсти, с горечью думал Майк. Да даже если бы эта страсть и была, все равно слишком молоды. Их взаимная тяга друг к другу – всего лишь зародившееся, но не сформировавшееся влечение и детские романтические фантазии. Лидия была драгоценным сокровищем Восточного побережья американской цивилизации и культуры, которое ему повезло найти и взять, он же в ее глазах неопытной девушки казался воплощением наполовину придуманного и овеянного романтическим ореолом образа Дикого Запада, наследником огромного ранчо, героем войны, настоящим мужчиной. Их большой роман – не что иное, как облагороженный и усложненный вариант банальной «истории о леди и ковбое».

Их брак обернулся ужасной ошибкой, но через одиннадцать месяцев после их побега родилась Валери. Затем, накануне его последнего года в колледже, с отцом случился удар. И в одночасье, имея за плечами лишь то, что он узнал и чему научился до ухода в армию, он стал владельцем и хозяином ранчо.

Быстрый переход