— Проходи в гостиную, — приветливо сказала она, открыв дверь. — Двое моих постояльцев сейчас у родственников в гостях и вернутся поздно. К тому же я зажгла камин.

— Спасибо. — Грант снял с себя плащ, и она увидела под ним знакомый яркий свитер и джинсы. — Я шел пешком.

— Что ж, это недалеко.

Он прошел в старую гостиную и сразу же протянул руки к огню. — Тасманская погода в худшем проявлении, — заметил он.

— Да. Грант, — неожиданно все внутри у нее вскипело, — скажи мне, зачем ты приехал. Мне… мне кажется, нам не стоит ходить вокруг да около.

Он выпрямился и посмотрел на нее.

— Не стоит. Но можно я сначала кое-что тебе объясню?

— Ну… хорошо, — нервно ответила Брайони. — Присаживайся. — И села сама.

С минуту Грант смотрел на огонь, а затем поднял на нее глаза и сказал:

— Ты когда-то бросила мне обвинение в том, что женщины для меня — козлы отпущения из-за недостатков Лизы или что-то в этом роде… Помнится, я не согласился с этим. Так вот, я ошибался. — Брайони казалась удивленной. — Видишь ли, Лиза использовала особую форму шантажа, чтобы добиваться своего. Говоря прямо, она использовала свое тело — она пользовалась тем, что я восторгался им, и очень этим гордилась. Другими словами, она поощряла или наказывала меня сексом, но во время наказаний она делала больше — она флиртовала с другими мужчинами, а затем наблюдала за моей реакцией, и постепенно это вошло у нее в привычку.

Я стал замечать, как она всех нас ловит в свои сети — режиссеров, актеров, короче, всех в штанах, и все это с помощью языка телодвижений, обещавших райское наслаждение. Я понял: еще немного — и она изменит мне. — Грант замолчал, посмотрел какое-то время на огонь, а затем продолжил: — Обнаружить что-либо подобное в женщине малоприятно, тем более если эта женщина — твоя жена. Быть доведенным до того, чтобы применять грубую силу просто от безысходности, иметь от такого брака детей, которые используются как средство шантажа, — все это наносит раны, которые долго не заживают. Поэтому, хотя я от нее и ушел, избавился от всего этого, хотя говорил себе, что не все женщины одинаковы, мне кажется, где-то в подсознании я дал себе клятву, что больше ни одна женщина не заманит меня в ловушку.

— И что же? — прошептала Брайони, широко раскрыв глаза.

— И когда я понял, что очень хочу тебя, я решил, что наши отношения будут строиться только на моих условиях, а мои условия были не допускать тебя к себе ближе, чем любовницу, причем любовницу, которая подчинялась бы мне. Я уговаривал себя, что это разумно, к тому же у меня были сомнения в отношении тебя и Ника, — сухо сказал Грант и решился наконец заглянуть ей в глаза.

Брайони облизнула пересохшие губы, в ней затеплилась надежда.

— Что-нибудь… изменилось? — с трудом выговорила она.

— Сожалею, но нет. — Брайони заметно напряглась. — Я хочу сказать… Нет, не говори ничего, пока я не закончу, Брайони, потому что тебе это может не понравиться. Ничего так сразу не делается. Честно говоря, несколько месяцев после твоего отъезда из Хит-Хауса я не искал тебя. Я цеплялся за свою теорию, считал, что ты шантажируешь меня, и ждал, когда же наконец ты объявишься, чтобы посмотреть, как я живу без тебя.

Но потом все изменилось. Я ужасно тосковал и понял, что между тем, как любила меня ты и как Лиза, нет ничего общего, я начал догадываться, что ты не могла поступить так с Ником, а потом до меня дошло, что ты и не думаешь возвращаться. Мне очень неприятно в этом сознаваться, но только тогда, собрав все воедино, я понял… что очень люблю тебя, и вот тогда я начал тебя искать.