— Ты о чем? — удивилась я.

— У тебя красивый чистый дом. Есть потрясная благополучная семья, а ты ее не ценишь, — укоризненно произнес Леня.

Тут я не выдержала:

— Слушай, ты ничего не знаешь о наших отношениях и зачем-то меня стыдишь!

— Зачем-то?! У тебя крутая мама! Красивая, современная, заботливая. Она у тебя хотя бы есть и не бухает по-черному, как моя…

Вся романтика багровых закатов тут же растворилась в воздухе.

— Ты знаешь, что это моя мама убила Олю? — вдруг спросил Леня. — Она села за руль в таком состоянии и предложила подвезти мою невесту… Я ненавижу свою мать. Для меня она умерла в тот же день, что и Ольга.

Я снова почувствовала давящее чувство горечи. На фоне этой новости мне тем более расхотелось говорить о моих отношениях с мамой. Я даже почувствовала некоторое угрызение совести. Осторожно взяла Леню под локоть. У него снова был вид убитого горем человека. Тогда я осторожно поцеловала Леню в губы, но он на поцелуй не ответил.

— Пойдем отсюда, — попросила я, напоследок снова взглянув в окно. Мама смотрела на нас сверху вниз. — И давай больше не будем о плохом, только о хорошем.

Мы направились к арке.

— Ты знаешь так много стихов… Прочти мне что-нибудь! — попросила я. Ленечка сам как-то говорил, что поэзия отвлекает его от грустных мыслей.

От низкого тихого голоса и стихов, которые читал Ленечка, на душе стало спокойнее. Мы шли по вечерней улице, залитой красными лучами заходящего солнца, и больше не говорили о наших мамах. Теперь только о хорошем.

Глава восьмая

В сентябре Лика с седьмого раза наконец сдала на права и с чистой совестью отжала у мамы старенький красный «Матиз». Сдача прав, безусловно, хорошая новость. И обмывание водительского удостоверения пятничным вечером в баре с живой музыкой и танцами — тоже. Но были и плохие новости. Во-первых, Лика больше не могла на законных основаниях ездить со Славкой, потому как у нее в распоряжении теперь свой автомобиль. А во-вторых, подруга не зря долгое время не могла сдать на права, потому что водила машину Лика плохо. Очень плохо. Но упертость и гордость не давали ей признать действительное положение дел.

Вот и сейчас мы плелись со скоростью улитки в крайнем правом ряду, пропуская вперед поток машин и время от времени слушая раздраженные сигналы сзади. Лика краснела, пыхтела, негромко огрызалась, крепче хватаясь обеими руками за руль. Я со скучающим видом смотрела в окно. Параллельно с нами по проспекту брели прохожие. Меня занимал тот факт, что двигались они с такой же скоростью, как и «Матиз» Лики. Когда с нами поравнялась бабулька на костылях, а затем, к моему удивлению, и вовсе резво нас обогнала, я все-таки повернулась к подруге:

— А может, мы все-таки прибавим газку?

Мне, с моей любовью к скорости, такая езда казалась настоящим наказанием.

— Не боись, не опоздаем, — успокоила меня Лика, не сводя сосредоточенного взгляда с дороги. — У нас корт на девятнадцать часов забронирован.

— А какого числа? — уточнила я.

— Очень смешно, — скривилась Лика. — У Славки научилась?

— И все же есть опасения, что к назначенному времени мы не успеем, — вздохнула я.

Этой осенью мы с Ликой решили заняться большим теннисом. От нашего университетского профкома была возможность арендовать корт с большой скидкой. В предвкушении своего позора мы плелись по перегруженным вечерним проспектам. Мне не хотелось опоздать на первое занятие.

У Лики некстати заиграл телефон. На экране высветилась фотография незнакомого брюнета с забавной челкой, из-за которой он казался совсем мальчишкой.