Несколько более информативными оказались сведения о прочих членах семейства Шаховых.

Так, я узнал, что самая старшая из сестер, Алиса, пошла было по стопам деда, поступила в медицинский, но работала ли когда-нибудь по специальности, Цыпка сказать не могла. В перестройку-шмерестройку, как она пренебрежительно выразилась, многие меняли профессию, и в последние годы старшая дантистова внучка стала известна как вполне востребованный художник-декоратор и дизайнер. А с недавних пор она директор и чуть ли не совладелица открывшегося неподалеку от нас музея восковых фигур. (Надо же, я сто раз проезжал мимо этой вывески, но зайти ни разу не удосужился.) Крутится же, по мнению Цыпки, «очень высоко».

Что это означает, Соня подробно расшифровать не смогла, поэтому мне пришлось оценивать информацию с поправкой на ветер ― в Цыпкиной голове. В основном к такому выводу ее привели хоть и немногочисленные, но чаще всего качественно и дорого одетые («от хорошей мамы», с уважением в голосе подчеркнула Цыпка) посетители Алисиной квартиры, несколько раз в неделю съезжающиеся к Стеклянному дому не только на каких-нибудь там «мерсах» или «бэхах», а еще и на действительно эксклюзивных тачках типа «бугатти» или «астон мартин».

Но наиболее подробными сведениями меня снабдили в отношении Нинель.

Во-первых, в отличие от прочих представителей этой семейки она явно не относилась к числу интровертов, характеризуя которых в целом Цыпка, следующая в своих метафорах каким-то сложным ассоциациям, заметила: «Таких души в потемках».

Во-вторых, Нинель была более прочих близка Соне по возрасту и по… скажем так, темпераменту. Во всяком случае, со слов Цыпки можно было сделать вывод о безусловных гетеросексуальных предпочтениях средней шаховской сестрички: мужиков она меняла «как прокладки» (сей натуралистический образ принадлежал сами понимаете кому). Но Сонечка не была бы полноценной бабой, если б не преминула заметить: ходят слухи, что это не столько Нинель меняет мужиков, сколько они ее.

― Из вашего профсоюза, что ли? ― предположил я.

― Да нет, честная давалка! ― презрительно фыркнула Цыпка с таким видом, будто обиделась за свою почтенную профессию. ― Но факт налицо: два раза с одним и тем же кадром ты ее не встретишь.

― А вообще-то чем она по жизни занимается? — начал я подбираться к интересующим меня аспектам.

― Хрен ее знает, ― пробормотала Цыпка, задумчиво выпуская дым сквозь чувственные ноздри. ― Училась-то она на актерском, по каким-то эстрадам моталась. Даже в эротическом театре работала.

― В эротическом театре? ― не поверил я. ― А что, теперь и такие есть?

― Ты чего, не видел, что-ли, рекламу на той стороне проспекта: такой толстожопый ангелочек с крылышками? ― удивилась Цыпка. ― Это он и есть, театр «Купидон».

Я действительно часто ездил мимо этого светящегося неоном пузатого уродца в перетяжках, но думал, что это реклама каких-нибудь памперсов.

― У нас нынче вся страна ― эротический театр, — заметила Цыпка, глубоко затягиваясь дымом, и философически пояснила: ― Нас гребут, а мы крепчаем… Вот и Нинелька там трахалась ― на сцене перед публикой. Правда, слух был, ее и оттуда выгнали…

― За что? ― осторожно поинтересовался я, искренне недоумевая, по каким причинам могут выгнать из подобного заведения.

― За блядство! ― хрипло захохотала Цыпка, кашляя дымом.

Поняв, что это направление беседы тупиковое, я подбросил новую тему:

― Говорят, последнее время она помогала отцу в его агентстве…

― Болталась у него там ― это точно, ― пожала плечами Цыпка. ― А уж помогала или нет ― черт эту семейку разберет! Может, сопли этим нимфеткам вытирала ― от старого хрена девчонки часто зареванные выскакивали.