– Кажется, что кто-то за нами наблюдает, что стрелки могут нас видеть.

– Не могут. Не сейчас.

– Я знаю. Но вчера, когда мы с Маурин были наверху, я почувствовала, что туда летит пуля, запаниковала и сбила Маурин с ног. У меня было такое странное, такое жуткое ощущение, словно между лопатками у меня что-то поползло. Тогда разбилось окно, и уже после этого мы услышали выстрел. И сейчас у меня похожее чувство, но ведь пуля не может пробить этот камень, верно?

– Нет, мы здесь в безопасности. – Келвин вернулся к ней, присел на корточки и, оглядевшись, пристально посмотрел ей в глаза: – Но никогда не сбрасывай это чувство со счетов, особенно во время боя. Я чую беду затылком. Я всегда прислушиваюсь к этому чувству. Так что мы немного изменим маршрут. Так будет немного дольше, но раз интуиция тебе подсказывает, что нам грозит опасность, мы не станем рисковать.

Кейт кивнула. Странное дело, ей было приятно, что он понимает, о чем она говорит. Пару секунд он осматривал местность, затем лег на живот и начал отползать от камня под углом в девяносто градусов, следуя небольшому углублению, которое она не заметила. Пижама будет вконец испорчена, подумала Кейт, когда тоже легла на живот и поползла следом за ним.

Билли Коупленд проводил тщательное сканирование местности, пристально глядя в окуляр. Ему показалось, что он заметил, как за камнем мелькнула одежда. Этот камень был на краю зоны отчетливой видимости его окуляра, но выстрел наудачу был бы ничем не хуже выстрела прицельного, и в любом случае, как сказал Тиг, их операция вошла в психологическую фазу. Надо поиграть у них на нервах, добиться, чтобы нервы у них сдали. Надо их вымотать. Не надо сбивать цель, чтобы показать им, что и на таком расстоянии они не могут чувствовать себя в безопасности. Сейчас Билли должен был решить: стоит или не стоит стрелять, не имея перед собой ясно различимой мишени. С одной стороны, вчера они чертову уйму боеприпасов расстреляли, и многолетняя выучка, перешедшая фактически в инстинкт, заставляла его считать каждый выстрел. С другой стороны, было бы забавно нагнать страху на того придурка, кто считает, что так удачно спрятался. Он уже готов был нажать на курок, но ослабил давление.

Нет, не стоит стрелять. Лучше подождать. Не стоит напрасно тратить заряды.

В доме было очень тихо. Абсолютная тишина. Даже ночью, когда мальчики спали, Кейт слышала тихое гудение бытовой техники, и ей казалось, что дом живет своей жизнью. Но не сейчас. Дом был пуст, загадочно мрачен и холоден, несмотря на то, что на улице было тепло и солнечно. Дело в том, что накануне на закате она задернула все шторы на окнах. И шторы не только не пускали в дом свет, они еще и не давали ему прогреться.

– Дай мне ключ от чердака, – сказал Келвин. – Я принесу вниз снаряжение, а ты пока переоденешься.

– Кажется, я должна была принести снаряжение.

– Ты будешь нервничать. Оставайся здесь, тут безопаснее. На чердаке вообще нет никакой защиты.

Кейт подняла брови.

– Теперь, конечно, я нервничать не буду. Ты же будешь наверху.

– Правильно. А ты останешься у себя в комнате. Еще совсем недавно ты готова была всему штату войну объявить, что бы только не дать мне сделать то, что я собирался сделать, и я тебе прислушался. А сейчас я чувствую то же, что ты чувствовала тогда, и ты прислушаешься ко мне. – Голос у него был твёрдым, глаза – спокойные и полные решимости.

Он разом отмел все ее возражения. Кейт, поморщившись, направилась к столу в фойе, где держала ключи.