И еще я по какому-то внезапному наитию добавила:

– Вот, видите: я это и здесь в карточке для невропатолога пишу!

Обычно я никаких записей в карточках не делаю, но здесь как-то поняла: надо!

* * *

С Емелей мы работали так: вместе придумывали, и он аккуратно записывал на листочке по пунктам план на неделю. Приблизительно так:

1)

Сходить одному в булочную и купить себе кексик, а маме – булочку с помадкой.

2) Вымыть себе голову.

3)

Спросить у соседки по парте, какие сериалы ей нравятся.

4)

Спросить на улице у молодого мужчины, как пройти на улицу Костюшко, и т. д., и т. п.

Через неделю Емеля приходил ко мне с этим листочком, на котором стояли плюсики или минусы. Мы все обсуждали, несделанное переносили на следующий листочек и дописывали новое. Прогресс был очевиден. К концу третьего месяца Емеля впервые в жизни пошел на классную (новогоднюю!) вечеринку и даже помогал девочкам двигать и накрывать столы (потом, правда, час простоял у стены, ни с кем не общаясь, а потом и вовсе позвонил маме и сбежал, но все же, все же…). Мне казалось, что даже голос у него стал ниже и выражение лица не такое дебильное. Но, может быть, это я просто привыкла и себя обманываю?

А вот с мамой контакт как-то не ладился, и я совершенно не понимала, в чем дело. Я вовсю нахваливала ей успехи ее сына, всячески втягивала ее в сотрудничество. Ну должна же она видеть, что парень явно становится более самостоятельным, и радоваться этому! Вот он уже и из школы стал сам домой приходить… Посоветовавшись с нашим врачом лечебной физкультуры, я предложила Емеле и его маме комплекс ежедневной гимнастики.

«Слушайте, Катерина Вадимовна, а что с ним вообще-то?» – посмотрев на Емелю и полистав его карточку, врач лечебной физкультуры вернула меня все к тому же вопросу…

– Улучшения явно есть, – сказала я матери. – Но наверняка можно действовать как-то эффективнее, если бы все-таки удалось понять… – С подачи коллеги я снова взглянула на внешность Емели свежим глазом. – А вы по трисомии 21 хромосомы его не исследовали? Там же, говорят, бывают какие-то частичные, очень мягкие варианты…

Какой реакции на свой вопрос я ожидала? Ну, вероятно, того, что она недоумевающе спросит: «А что такое эта трисомия?» или вздохнет: «Да там врачи на что только не исследовали! Я уж и не помню…»

Мать Емели, не сказав ни слова, упала в обморок. Самый что ни на есть классический, как в литературе про XVIII–XIX века. Я, разумеется, сначала жутко испугалась, а потом у меня, как выразилась бы литература восточная, «словно молния прозрения озарила ночные небеса непонимания».

Я наконец-то всё поняла!

Когда мне удалось привести женщину в чувство, я, будучи совершенно уверенной в своей правоте, чтобы не тянуть кота за хвост, высказала свою догадку вслух:

– До Емели у вас был ребенок с синдромом Дауна. Он умер, но вы до сих пор по нему горюете.

Можно ли воспитать дауненка из обычного, здорового малыша? Есть норма реакции – почему нет? Известно ведь много случаев, когда отец хотел мальчика, родилась девочка, и он воспитал из нее… Или наоборот: мать хотела девочку, а родился мальчик.