Наташа кивнула.

— Верно.

— После того как вы уехали из Италии с тетей, какие дальнейшие контакты у вас были с Сергеем?

— Никаких. Ничего. Я никогда не видела его снова. Никогда больше не слышала о нем. Ни одного слова.

— Но вы все время думали о нем?

— Да, сначала, когда я слышала, как упоминалось его имя, я зацикливалась на нем и должна была стукнуть себя по голове, чтобы нокаутировать его в моем мозгу. Но, в конце концов, я вычеркнула его из своей памяти. Я отрезала его.

— Он причинил вам большой вред, и вы вырезали его из вашей памяти, но на прошлой неделе вы пошли на эту выставку в Национальную галерею, думая о нем как о «любви всей вашей жизни», искали его и затем вырастили в себе возмущение, что он был упущен из виду и забыт. Вы можете видеть мое недоумение.

— Да, да, я вас понимаю. Большое противоречие, я согласна. Поход в музей на выставку превратился в раскопки в моем сознании. Это как слепой поток массированной энергии извергнулся на меня. Я путанно говорю. Вы понимаете меня?

Когда я кивнул, Наташа продолжала:

— Сергей был на четыре года старше меня, так что ему сейчас около семидесяти трех. То есть, если он жив. И все же я не могу себе представить семидесятитрехлетнего Сергея. Это невозможно. Поверьте, если бы вы знали его, вы бы поняли. В моем сознании я вижу только молодого красивого танцовщика с плаката, навсегда парящего в небесах. Слышала ли я что-то о нем? Нет, ни одного слова с тех пор, как полоснула его по лицу! Я могла бы разузнать о нем. Могла бы найти его в Интернете, возможно, в фейсбуке, но я боюсь искать.

— Боитесь чего?

— Почти всего. Того, что он мертв. Или того, что он по-прежнему красив и хочет меня. Того, что мы будем общаться по электронной почте, и что боль в моей груди станет невыносимой, и того, что я снова влюблюсь. Что оставлю Павла и пойду за Сергеем, где бы он ни был.

— Вы говорите так, как будто ваша жизнь с Сергеем просто заморожена на время и случись нечто, и вы вернетесь к нему, все вернется: взаимная любовь, стремительно растущая страсть, даже юная красота — всё будет в точности, как и раньше.

— Всё так.

— В то время как правда, сценарий из реальной жизни, заключается в том, что Сергей либо уже умер, либо выглядит как семидесятитрехлетний морщинистый старик, скорее всего седой или лысый, возможно, немного сгорбленный, возможно, испытывает чувства иные, чем вы к вашему совместному прошлому, возможно, он не по-доброму думает о вас всякий раз, когда видит в зеркале свое лицо со шрамами.

— Говорите, говорите, говорите все, что хотите, но именно в этот момент я не слушала то, что вы сказали. Ни единого слова.

Время закончилось. Шагнув к двери, она заметила свою фотографию на столе и вернулась за ней. Я взял фотографию со стола и протянул ей. Положив ее обратно в сумочку, она сказала:

— Увидимся завтра, но больше ни слова об этой фотографии. Баста!

— Я улетаю сегодня вечером в Одессу, — сказала она, когда мы начали на следующий день. — Я очень плохо спала сегодня из-за вас, так что я не очень сожалею, что это наша последняя встреча. Знаете, ваши слова о Сергее были жестоки. Очень жестоки. Пожалуйста, ответьте на вопрос: вы всегда так разговариваете с вашими пациентами?

— Пожалуй, я рассматриваю это как комплимент той силе, которую вижу в вас.