Кстати, интересно, приехала ли его невеста? Что ни говори, а церемония назначена на одиннадцать утра.

Он равнодушно пожал плечами. Какая разница, опоздает она или нет?! Когда приедет, тогда и обвенчаются…

Да, его трудно назвать пылким женихом!

Как только он добился согласия Франчески и покинул Роулингс-Холл, все нетерпение куда-то испарилось. Все решено и скреплено печатями. Кроме того, она подписала брачный контракт. Со времени отъезда из Гэмпшира он почти не думал о невесте, вспоминая о ней, только когда мать размахивала очередным письмом и предъявляла очередное требование. В остальное же время…

В остальное время он думал о цыганке.

Воспоминания преследовали его. Каждый час каждого дня, каждый час долгой ночи… Она даже являлась ему во сне, а это, вне всякого сомнения, было хуже всего, ибо в его снах не оставалось ни запретов, ни ограничений, и на несколько коротких моментов после пробуждения он давал волю фантазии…

Но что бы он ни делал, как бы себя ни укоряя, ничто не могло победить его одержимость. Его потребность в ней была абсолютна и непоколебима; несмотря на то что он дважды избежал участи раба, все же по-прежнему мечтал… О ней. О том, как бы взять ее. Удержать навсегда.

Ни одна женщина, кроме нее, не владела его мыслями до такой степени, не подводила его так близко к краю пропасти.

Он не мог подумать без отвращения о брачной ночи. Сама мысль о цыганке возбуждала его, и он не мог утолить свое желание ни с кем другим. Он уже решил попытаться в надежде снять чары. Но не нашел в себе сил покинуть кресло. Пусть тело ныло от неутоленного желания, но единственной, способной принести ему облегчение, была цыганка. И у него не было ни малейшего настроения накидывать узду на утонченную невесту.

Но все это придется сделать в брачную ночь. Ничего, он перейдет через мост, когда до «его доберется. Ну а пока придется вынести венчание и свадебный завтрак, на котором скорее всего будет присутствовать цыганка, пусть и затерянная в море знакомых лиц. Он не спросил, приглашена ли итальянская подруга Франчески. Не осмелился. Любой вопрос подобного рода насторожил бы мать и тетку, и тогда бы такое началось… И без того ему придется туго, когда они познакомятся с его будущей женой.

Он не объяснил им, что женится по голому расчету, и, судя по всему, Хорэс тоже промолчал. Но Хенни и мать все поймут при одном лишь взгляде на Франческу Роулингс. Послушные, воспитанные мямли никогда его не интересовали, и им это известно. Они мгновенно сообразят, чем он руководствовался, и очень рассердятся, но поделать ничего не смогут.

Это из-за них, Хенни и его столь же проницательной матери, он настоял, чтобы невеста прибыла всего за два дня до свадьбы. Чем меньше неожиданных встреч с цыганкой, тем лучше. Стоит дамам увидеть их вместе, и они, прекрасно его знавшие, сразу обо всем догадаются. Он не хотел, чтобы они знали. Чтобы кто-то знал. Жаль только, что сам не может игнорировать жестокую правду.

Добравшись до вершины откоса, он натянул поводья и посмотрел на свой дом, возвышавшийся над излучиной реки. В некоторых окнах еще горел свет, и во дворе играли красные искры — след погашенных факелов, которые должны были зажечься только в том случае, если приедет невеста.

И он понял, насколько оказалась добра к нему судьба. Дождь поистине был благословением небес: невеста с родными задержались до того времени, когда у него появился вполне законный предлог не приветствовать их. Не рисковать встречей с цыганкой на глазах посторонних. Теперь остается выдержать церемонию и завтрак. И все.

Еще двадцать четыре часа — и он будет женатым человеком, навеки связанным с женщиной, к которой не питает никаких чувств.