Тантал хитро прищурился и вкрадчиво спросил:

- А хочешь, научу, как отсюда выбраться? - сердце у него забилось радостно от мысли, что Ерофей больше не появится в «Танталово».

- Спрашиваешь! - воспрянул Ерофей. - Конечно, хочу.

- Ладно. Даёшь слово, что перед тем, как уйдёшь наверх, назначишь меня министром продовольствия? - Тантал не мог не торговаться.

- Даю! - завопил Ерофей не своим голосом. - Даю!!

- Тогда… - Тантал долго откашливался: любил нервы трепать, подлец этакий, пока не сказал: - Издай Указ о том, что ты должен быть последним умершим. Отныне Смерть лишается права вызывать из живого мира новые души - ни в Тихгор, ни в Соврай, дескать, и тех, что есть, не прокормишь: черти ушли, а грешнички-то не особенно горбатиться любят, да и праведнички рады баклуши бить - там-то, наверху, урабатываются. И… Впрочем, сам увидишь, что будет.

Ерофей бросился к себе во дворец и сразу же провидеофонил Изольде-Смерти:

- Слушай мой Указ: моя смерть должна быть последней. Хватит уж людей зазря морить. Продыху им не даёшь, что ни день, то сотни две косишь. Люди тебе что? Трава? То в аварии пихаешь их, то заразу какую-нибудь им подсовываешь вроде СПИДа. Я больше это терпеть не намерен, - и стукнул так по столу, что его безобразное изображение на поверхности полировки стало самым обычным, как в нормальном земном зеркале.

Смерть вдруг вспыхнула девичьим румянцем и пролепетала:

- Да как же я жить буду, на какие средства?

- Хватит и того, что уже нахапала, взяточница чёртова, старая карга, все вы тут одним грехом мазаны, всех выведу на чистую воду! - и хрясть опять по столу кулаком для пущей убедительности, что так и сделает. Зеркало-стол от страха стало матовым.

Смерть побледнела: неужто новый повелитель узнал о негласном налоге с усопших, поступавшем только на её счет? И робко спросила:

- Можно мне подумать?

- Можно! - рявкнул Ерофей, снова стукнув по столу: изображение опять стало правильным, так и застыло. - До тринадцати часов сегодняшнего дня! - и поспешно отключился.

Шли минуты, ползли томительные часы. Ерофей маялся, бродя по комнатам. Его бросало то в жар, то в холод. Как поступит Смерть-Изольда? Убьёт его или выполнит Указ? А что толку? Он-то всё равно останется здесь… «Мамочка моя, как же я хочу наверх!..» - простонал тоскливо Ерофей.

И тут включился видеофон:

- Ерофеюшка, у меня есть предложение… - заискивающий голос Изольды насторожил Горюнова.

- Ну? - буркнул неласково. - Чего тебе, ведьма загробная? Ещё нет тринадцати часов, - а сердце ухнуло куда-то вниз и словно замерло. Не насовсем ли?..

- И не надо, миленький! - заторопилась Изольда. - Не надо! Я сотру дату твоей смерти, а ты за это разрешишь мне выходить наверх? А, Ерофеюшка? Исчахну ведь я без свежего воздуха.

Ерофей вздрогнул: Смерть предлагала ему сделку! И выгодную. А как быть с совестью? Он будет жить вечно, раз Смерть сотрет дату его кончины, а другие? Все родные, друзья умрут, а он, как дурак, будет жить, но даже словом не с кем будет перемолвиться.

- Я скажу тебе о своём решении, - с суровой твёрдостью ответил Ерофей и отключил видеофон. Затем схватил перо и стремительно зачиркал им по бумаге. Закончив писать, положил перед собой часы и смотрел, как стрелка отмеривает ему последний час жизни: осталось тридцать минут, двадцать, десять…

Ерофей вызвал Изольду.

- Слушай, вот что я решил, - и он показал Смерти два исписанных листа без своей подписи. - Ты будешь выходить наверх только за теми, кто станет стар и немощен, к сожалению, у нас пока не научились делать человека вечно молодым, придёшь и за мной, когда я одряхлею. Поняла? А сейчас у меня дел полно наверху. Перенеси дату моей смерти, ну… этак лет на семьдесят.