Изменить размер шрифта - +
Или не принимать, и подставить всю Японию под удар, всю торговлю, все перевозки как войсковые (грузы для армии в Китаем, снабжение флота, запчасти и снаряды, уголь, селитра для пороха) так и мирные (любой импорт и экспорт), которые осуществлялись в этой островной империи морем. Ловить четверку дерзких крейсеров было просто нечем. Да, после ремонта объединенный флот мог выделить три, четыре отряда по паре броненосных крейсеров каждый, способных отогнать (но не потопить, на это скорости уже не хватит) русские крейсера от... Да, от трех — четырех портов отогнать можно. А остальные? Что помешает русским минзагам — крейсерам просто отбежать к соседнему порту, и вывалить груз там? А кто будет воевать с русским линейным флотом, если все броненосные крейсера Японии будут ловить шустрых русских минеров у себя на заднем дворе?? Одним ходом четверка русских крейсеров поставила Стране Восходящего Солнца если не мат, то точно очень опасный шах.

 Пока в штабе объединенного флота ломали голову, как ограниченными после генерального сражения силами парировать новую угрозу, во Владивостоке в обычную портняжную лавку постучались два весьма необычных посетителя.

 

 

 «Русско-японская война в воспоминаниях и документах». Москва, издательство «Гранат», 1954 год.

 

 От издателя.

 Несмотря на полвека, прошедших с начала этой войны, она продолжает волновать умы. Русско-Японская война дала толчок навечно, как тогда казалось, застывшему в покое кораблю Российской Империи, заставив по-новому взглянуть на многие стереотипы и условия жизни, начать столь необходимые реформы. Именно с нее началось то, что получило название Серебряного Века Николая Второго.

 

 

 Начало. ( Из книги генерал-лейтенанта графа Игнатьева «Пятьдесят лет в строю")

 

 Вечером 26 января 1904 года ровно в девять часов я подъехал в санях на нашем доморощенном рысаке Красавчике к подъезду Зимнего дворца со стороны Дворцовой площади. Никто во дворце не подозревал о надвигавшихся событиях. Бал, на котором я был одним из распорядителей танцев, начинался как обычно. На балу все шло своим установленным порядком. И никто не мог даже подумать, что наши моряки в это время уже ведут бой, отбивая неожиданную атаку коварного азиатского противника.

 После ужина начался разъезд. Выходя, я, по обыкновению, выпил стакан горячего пунша в ротонде, тут же, за углом налево, взял свой палаш и каску и поспешил на Балтийский вокзал: там офицеров Петергофского гарнизона ждал специальный поезд.

 В семь часов утра я стоял в манеже уланского полка и подавал команду уже не по-французски, а на русском языке: — Справа по одному, на две лошади дистанции! Первый номер, шагом марш!

 После учения я, по обыкновению, пошел в полковую канцелярию. Здесь в то время, когда я говорил об овсе, недобранном мною для эскадрона, ко мне подошел полковой адъютант Дараган и молча передал служебную депешу из штаба округа: «Сегодня ночью наша эскадра, стоящая на внешнем Порт-Артурском рейде, подверглась внезапному нападению японских миноносцев и понесла тяжелые потери».

 Этот официальный документ вызвал прежде всего споры и рассуждения о том: может ли иностранный флот атаковать нас без предварительного объявления войны? Это казалось столь невероятным и чудовищным, что некоторые были склонны принять происшедшее лишь как серьезный инцидент, не означающий, однако, начала войны. К тому же не верилось, что какая-то маленькая Япония посмеет всерьез ввязаться в борьбу с таким исполином, как Россия.

 К завтраку в полковом собрании были налицо почти все офицеры. Некоторые вернулись из Питера только около полудня, и привезенные ими подробности ночного нападения, а также рассказы о впечатлении, которое оно произвело в столице, объяснили нам, что это уже не инцидент, а война.

Быстрый переход