Меган Миранда. Все пропавшие девушки
Моим родителям посвящается
Часть 1. Путь домой
Все началось с телефонного звонка, вроде бы самого обычного, из тех, на которые можно не отвечать. На прикроватном столике Эверетта зажужжал мобильник, экранчик показался слишком ярким в спальне с кассетными шторами и тонировкой оконных стекол второй степени защиты – от солнца и от города. Увидев имя, я отключила звук и перевернула телефон экранчиком вниз. Но заснуть не смогла. Лежала и думала, чтó брату понадобилось в такую рань, да еще в воскресенье. Прокручивала варианты: папа; ребенок; Лора. Встала, пошла на ощупь, пересчитала ладонями все острые углы, пока не нашарила выключатель. Босыми ногами ступила на холодный плиточный пол, опустилась на крышку унитаза, прижала телефон к уху. Ноги покрылись гусиной кожей. В тишине ванной комнаты голосовое сообщение Дэниела зазвучало неестественно гулко: «Денег почти не осталось. Придется продать дом. Папа отказывается подписывать документы». Пауза. «Он плох, Ник». Брат не просил помощи – это было бы слишком «в лоб». Не в нашем стиле. Я нажала «удалить» и поспешила нырнуть в постель, к Эверетту, пока он не проснулся. Поспешила удостовериться, что он реален. Позднее, уже у себя в квартире, просмотрела вчерашнюю почту и нашла письмо – «Ник Фарелл»; знакомый почерк, синие чернила; но адрес писала другая рука и другими чернилами, более темными. Папа давно перестал мне звонить. Телефоны его дезориентировали, удаляли от человека, которого он имел в виду. Даже если папа и помнил, чей номер набирает, стоило мне или брату ответить – и мы ускользали из его разума, становились бестелесными голосами в эфире. Я вскрыла письмо – линованный листок из ежедневника, с потертыми краями, буквы висят над линейками, самую малость клонятся влево, будто папа гнался за неуловимыми мыслями. Никаких «Привет, Ник». «Мне нужно с тобой поговорить. Об этой девушке. Я ее видел». Никаких «Целую» или «До встречи». Я перезвонила Дэниелу, не положив письма на стол. Оно так и дрожало в моих пальцах. – Только что прочла твое сообщение. Еду домой. Что именно происходит?
Напоследок, перед укладкой вещей в багажник, я оглядела квартиру. Чемоданы у дверей; ключ в конверте на кухонном столе; полупустая коробка без крышки с вещами, которые я упаковала накануне вечером. Из кухни (без излишеств вроде обеденного стола) просматривалась вся квартира – пустая, голая, – и все-таки меня точило чувство, будто я что-то забыла. Я собиралась в бешеной спешке: до конца учебного года – две недели, нужно было подчистить все хвосты и найти кому бы сдать квартиру на лето в субаренду. Ни минуты, чтобы остановиться, понять: я действительно это делаю. Я возвращаюсь. Туда. Про письмо Дэниел не знал. Он знал только, что я приеду и помогу, что у меня два месяца, а потом нужно будет вернуться к действительности. Теперь квартира была практически пуста. Индустриальная коробка, холодная и безликая, поджидающая аспиранта средней степени ответственности; он проживет здесь до сентября. Пусть пользуется моей посудой; ее проще одолжить, чем упаковать. Футон я тоже оставила, потому что субарендатор об этом просил и потому что накинул лишние пятьдесят долларов. Прочие вещи – по крайней мере, те, что не лезли в машину, – отправила на склад. Вот она, моя жизнь, – запечатанный параллелограмм, набитый крашеной мебелью и зимней одеждой. В дверь постучали. Пустота квартиры усилила звук, заставила меня дернуться. Для аспиранта слишком рано; аспирант явится через несколько часов, когда я буду в пути. |
