Так же, как и его сын.

Внезапно его глаза затуманились неподдельной печалью.

– Что бы вы обо мне ни думали, я не варвар, – мрачно объявил он. – И я не убиваю детей.

У Эви непроизвольно вздернулся кверху подбородок, она холодно и скептически посмотрела на собеседника.

– Можете верить этому, можете не верить, – спокойно продолжал он. – Я виновен только в том, что попытался устранить вас из жизни моего сына, – признал он. – Но второе предложение, сделанное вам, мною разрешено не было.

– Вы хотите сказать, что палата, зарезервированная на мое имя в одной из самых дорогих клиник, – не ваша идея? – спросила Эви.

Кивок головы подтвердил ее слова.

– Хотя я могу допустить, – добавил он, – что, давая поручение своему посланнику, я произвел неверное впечатление и дал ему повод решить, что, по мне, лучше бы этого ребенка не было на свете. Вряд ли иначе он посмел бы открыто предлагать вам это от моего имени. Не стоит говорить, я думаю, – пожал он плечами, – что Джамал Аль-Карим больше не занимает такого ответственного поста при мне… как и любого другого поста, впрочем.

– Но если это правда, почему Рашид ни словом не обмолвился мне об этом?

Вопрос Эви был совершенно справедливым, потому что, имей Рашид возможность оправдать отца в ее глазах, он не преминул бы сделать это.

Но принц только покачал головой.

– Рашид не мог сказать вам этого, потому что сам ничего не знал, – сказал он и добавил с мрачной усмешкой: – Он убил бы этого человека, узнай правду.

Пусть лучше я буду виновным в его глазах, чем мой сын окажется за решеткой, осужденный за убийство. Он сумеет простить меня, вот увидите. Тогда как вы, – сердито добавил он, – как я полагаю, никогда не простили бы меня и не позволили бы даже близко подойти к внуку, если бы считали, что я пытался его убить еще до рождения. Вот поэтому я и признался вам.

Он был прав, и Эви не пыталась возражать ему. Оставалось только решить, рискнуть ли и поверить ему или нет.

Но тут она взглянула ему в лицо – его черты так напоминали ей Рашида, – увидела, какая гордость таится в нем, и поняла, чего стоило ему сказать ей все это. Напряжение понемногу стало отпускать ее.

– Люди сигналили нам на пути сюда, – сказала она, резко меняя тему. – Рашид утверждал, что таким образом они нас приветствовали. Это так?

– Да, – кивнул он.

– Это было вашим приказанием?

– А! – усмехнулся принц Хашим. – Понимаю. Но вы приписываете мне возможности, которыми я не обладаю, – возразил он. – Так что поверьте, я не отдавал своим людям приказа приветствовать вас на пути сюда. Признаться, я и сам немало удивлен такой реакцией. Видите ли… – мягко добавил он, – женитьба моего сына на вас представлялась мне признаком слабости, а люди увидели в этом, наоборот, проявление силы, воли человека, который твердо стоит на своем, чего бы это ему ни стоило.

– Кисмет, – пробормотала Эви.

– Выражение моего сына? – спросил он и улыбнулся. – Да, он, наверное, прав, – тихо сказал принц. – И кто я такой, чтобы противостоять воле Аллаха?

«Вы человек, который видит, как ваше собственное могущество слабеет, тогда как могущество вашего сына растет», – подумала Эви, наконец понимая, отчего эти глаза, так похожие на золотистые глаза Рашида, затуманены тихой печалью.