— Не имею решительно никаких возражений против мобилизации конского состава, но решительно протестую против рас стрела городского головы, который встретил меня хлебом и солью.
Ерохимов вскочил.
— Вас встречал, а ко мне даже не изволил явиться!
— Это можно исправить. Пошлем за ним. Я сел к столу и написал:
«Комендатура города Бугульмы,
№ 2891
Действующая армия. Городскому голове города Бугульмы.
Приказываю вам немедленно явиться с хлебом и солью по старославянскому обычаю к новому коменданту города.
Комендант города Ерохимов. Адъютант Гашек».
Подписывая это, Ерохимов добавил: «В противном случае будете расстреляны, а дом ваш сожжен».
— На официальных бумагах,— заметил я,— не пола гается делать подобных приписок, иначе они будут не действительны.
Я переписал послание, восстановив первоначальный текст, дал Ерохимову на подпись и отослал с вестовым.
— Затем,— обратился я к Ерохимову,— я категорически возражаю против того, чтобы посадить в тюрьму и держать там до окончания гражданской войны десятерых заложников из местной буржуазии. Такие вещи решает лишь Революционный Трибунал.
— Революционный Трибунал,— важно возразил Ерохимов,— это мы. Город в наших руках.
— Ошибаетесь, товарищ Ерохимов. Что такое мы? Ничтожная двоица — комендант города и его адъютант.
Революционный Трибунал назначается Революционным Советом Восточного фронта. Понравилось бы вам, если бы вас поставили к стенке?
— Ну, ладно,— отозвался со вздохом Ерохимов.— Но повальные обыски в городе — этого-то уж нам никто не может запретить.
— Согласно декрету от 18 июня 1918 года,— ответил я,— повальные обыски могут быть проведены лишь с санкции Местного Революционного Комитета или Совета. Поскольку таковой здесь еще не существует, отложим это дело на более позднее время.
— Вы просто ангел,— нежно сказал Ерохимов.— Без вас я пропал бы. Но со свободной торговлей мы должны покончить раз и навсегда!
— Большинство из тех,— продолжал я,— кто занимается торговлей и ездит на базары,— это крестьяне, мужики, которые не умеют ни читать, ни писать. Чтобы прочесть наши приказы и понять, о чем в них идет речь, им нужно сначала научиться грамоте. Думаю, что прежде всего мы должны научить все неграмотное население читать и писать, добиться, чтобы они понимали, чего мы от них хотим, а потом уже издавать всякие приказы, в том числе и о мобилизации конского состава.
Ну, вот скажите мне, товарищ Ерохимов, зачем вам нужна эта мобилизация лошадей? Ведь не собираетесь же вы превратить пехотный Тверской полк в кавалерийскую дивизию. Учтите, что на это существует инспектор по формированию войск левобережной группы.
— Пожалуй, вы опять правы,— снова со вздохом согласился Ерохимов. — Что же мне теперь делать?
— Учите население Бугульминского уезда читать и писать,— ответил я.— Что же касается меня, пойду посмотрю, не вытворяют ли ваши молодцы какие-нибудь глупости, да проверю, как они разместились.
Я вышел из комендатуры и отправился в обход по городу. Солдаты Тверского революционного полка вели себя вполне прилично. Никого не обижали, подружились с населением, попивали чай, ели «пеле-меле», хлебали щи, борщ, делились своей махоркой и сахаром с хозяевами — словом, все было в порядке.
Пошел я посмотреть, что делается и на Малой Бугульме, где был размещен первый батальон полка. |