Открыв верхний ящик стола, врач выхватил пистолет и направил на пациента, стараясь поймать в прицел височную часть, причем желательно — левую. На худой конец, он собирался стрелять куда угодно, хоть в ногу, но лучше было, конечно, попасть в цель с первого раза, чтобы избежать дальнейших неприятностей. Черт, как он мог? Какой непрофессионализм. Теперь его уволят, если…

Он выстрелил, и парализующая игла вонзилась Солу в плечо.

Сознание, как это обычно бывает, возвращалось медленно. Точнее, оно то вспыхивало, будто яркая звезда на вечернем небосклоне, то гасло, будто задуваемая ветром свеча. И с каждой новой вспышкой сознание проявляло себя все больше, это и было самое мучительное, поскольку не успевала погаснуть одна вспышка, как следом за ней происходила другая. Соломон осознавал себя на подвешенной в воздухе койке лазарета, и тут же наползала личность Шломо, от которой Сола всегда мутило, но и Шломо погружался в пучину бессознательного, а на его место поднимался Салман, личность упрямая и даже фанатичная.

Шломо был крепче духом, нежели Сол с Салманом, и более цепко держался за жизнь, считая ее высшей ценностью мира, но Салман зато не ставил собственную жизнь ни в грош и потому отпихивал Шломо с Солом с яростью самоубийцы, понимая в глубине души, что, погубив их, погубит и себя. А Сол, будучи более философом-мистиком, чем практиком, бороться не собирался вовсе, но именно поэтому побеждал в противоборстве: только равнодушная к реальности сущность могла всплывать, не обращая ровно никакого внимания на схватку духа с сознанием.

Именно Сол, призвав на помощь Христа и Деву Марию, очнулся в конце концов на срок, достаточно длительный для того, чтобы успеть вскочить с постели, провалиться в воздушном потоке, выбраться из него на холодный плиточный пол и наброситься на врача с воплем:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа — убей их!

Врач был не один — за те полчаса, что пациент находился без сознания, тело перенесли в лабораторную комнату, где и собрался консилиум из трех медиков, обычно обслуживавших марсианские рейсы.

Три врача — а тут еще и пятеро санитаров присоединились — быстро скрутили разбушевавшегося пациента, обошлось, к счастью, без второго парализующего укола. Сол хрипел, вращал глазами и силился порвать липучие ремни, которыми был приклеен к постели, висевшей теперь под углом к полу, чтобы врачи могли видеть пациента, не отходя от биометрического пульта.

— Зафиксировали? — спросил врач, который был в этом полете главным.

— Да, — отозвался его коллега, полчаса назад всадивший в Сола иглу, — но время стабилизации не гарантировано.

А третий врач сделал свое резюме:

— Его нельзя выпускать с корабля. Сразу после приземления посадить на «Комету» и отправить назад, на Марс.

— Ерунду говорите, коллега, — резко сказал главный. — Пока не будет возобновлен ритм, пациент должен находиться под контролем.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! — возопил Сол. — Сатана вселился в меня! Он бушует! Дайте мне покой!

Главный щелкнул перед носом Сола пальцами, будто выключил сложный прибор, и Соломон замолчал, тяжело дыша.

— Судя по вашим возгласам, вас зовут Соломон Тарраш, — сказал врач, взглянув на экран.

— Истинно так, — согласился Сол, — имя это дано мне было при крещении.

— Это ваше первое посещение Земли?

— Я лечу преклонить колени перед Гробом Господним и принять святое причастие в храме Марии Магдалины.