Фамилию я забыл.

    – М-м... Звонить можно?

    Он зачем-то посмотрел на часы.

    – На карманный телефон?

    – Да.

    – Какие первые цифры?

    Я сказал. Он что-то прикинул в уме.

    – Валяй. Но старайся – самыми общими словами. Я набрал номер Саффет-бея. Он отозвался со второго сигнала.

    – Алло?

    – Это Михаил, – сказал я.

    – Рад слышать, эфенди.

    – Девушка еще у вас?

    – Миша-эфенди, это бестактный вопрос... Да.

    – Я хочу спросить у нее фамилию ее сумасшедшей подружки.

    – Что? – это был уже Тинин голос. – Миша, это ты?

    – Это вполне я. Я забыл фамилию твоей чокнутой подружки. Хочу ей написать. Она секунду соображала.

    – А адрес ты помнишь?

    – Двести семнадцать три нуля, поселок Мум... -...улица Исмет-заде, тринадцать, Мария Грушевская.

    – Грушевская! – «вспомнил» я. – Спасибо тебе!

    – Успеха, – хмыкнула Тина. – Только помяни мое слово – она тебя разочарует.

    – Меня невозможно разочаровать, – я чмокнул трубку, погасил улыбку и сложил телефон.

    – Грушевская? – посмотрел на меня отец.

    – Исмет-заде, – поправил я. – Мумине Исмет-заде. Только бы была жива, подумалось вдруг мне. Я ее никогда не видел, за сутки умерли три моих друга, вот-вот могла начаться настоящая война, – а я до боли под горлом желал остаться в живых этой девушке...

    – Хитрые вы ребята... – невесело сказал отец. Он опять посмотрел на часы. Видно было, что он нервничает, о чем-то размышляет, что-то высчитывает – и вообще что здесь он присутствует одной десятой своей частью, а девять его десятых – Бог знает где...

    – Послушай, – сказал я. -А почему все так сложно? Где твои бойцы, сотрудники, специалисты... хрен, перец? Мне начинает мерещиться, что город захвачен врагами, а ты действуешь в подполье...

    – Мерещиться? – он приложил палец к носу. – Да нет, так оно и есть... по большому-то счету. Видишь ли... -. ему явно хотелось выговориться, – кто-то, кого я сейчас никак не называю, уже год целенаправленно работает против нас.

    Причем я не вполне понимаю, кого имею в виду под термином «мы». Сначала я был уверен, что копают под «Трио». Потом усомнился, что только под нас. Теперь не могу сказать вообще ничего определенного. Какое-то поветрие: все подставляют всех. Причем – помимо собственного желания. Прошлым летом гейковцы выдали нам очень тщательную дезинформацию, мы ввязались в долгий кнотеншпиль, потеряли группу, потеряли лицо... как оказалось, на пустом месте. Это в тот момент, когда мы стали наконец понемногу оправляться после девяносто третьего. И я, конечно, решил, что так гейковцы берегут свою монополию... Впрочем, об этом нельзя рассказать – и нельзя рассказывать. Но нас – и их, и военную каэр, и каэр флота – вдруг завалили дезой. Прекрасной дезой! Все подозревают всех. Никто не знает целей. И только в последние месяцы мы начали понимать, что это идет ресурсная операция.