– Понимаешь, Эйден, приятель… - Начиная с этих слов, я начал плести какую-то лабуду, каяться перед Фьюметом, просить передать мои извинения уязвленным моим жлобством гениальным комикам, - и все это совершенно напрасно. Такой вывод я сделал из того, что он, выслушав мой монолог, коротко послал меня куда подальше и повесил трубку.

Вечером за ужином я рассказал обо всем этом Люси. К сожалению, и в этом случае не обошлось без некоторого недоразумения. Мы немного не поняли друг друга, и Люси сказала, что приносит свои извинения за все сегодняшнее. Я подумал, она извиняется за то, что в какой-то мере не без ее участия я выглядел полным кретином перед двумя самовлюбленными, абсолютно бездарными идиотами. Такое понимание моих проблем со стороны Люси растрогало меня до слез. Я поспешил заверить ее в том, что извиняться ей не в чем и что, в конце концов, это ведь всего лишь моя работа. Впоследствии выяснилось, что Люси имела в виду нашу сегодняшнюю интимную близость, осуществленную в приказном порядке. Ей было неловко оттого, что я мог подумать, будто меня просто используют. «Выдаивают из меня сперму, как из какой-нибудь племенной скотины», - если не ошибаюсь, именно так она описала то, что произошло между нами сегодня в обед. Само собой, когда в ответ она услышала: «Да ладно, такая уж у меня работа», она решила, будто я считаю секс с ней работой, причем не самой любимой, и заявила: «Вот уж не думала, что ты считаешь это работой». Следует отметить, что сказана эта реплика была весьма ядовитым тоном. Я, в свою очередь, по-прежнему полагал, что речь идет о моей работе, и счел ее последнее замечание и вложенную в него язвительность оскорбительным напоминанием о том, что я вынужден зарабатывать себе на жизнь столь пустым и абсолютно не творческим ремеслом. Возразить мне было нечего, но и менее обидным от этого ее упрек мне не показался. В ответ я смог только процедить сквозь зубы, изо всех сил стараясь не повысить тон: «Да, это работа, и ничего более. Скучная, надоевшая, однообразная работа. И никакого чувства удовлетворения от того, что мне приходится ее делать, я уже давно не испытываю».

В общем, прошло немало времени, прежде чем мы поняли, что говорим о разных вещах, и выяснили, с какого момента перестали адекватно воспринимать слова друг друга. Не успели мы как следует в этом разобраться, как я снова вляпался. Люси сказала, что возникшее между нами непонимание, по всей видимости, свидетельствует о том, что нам следует уделять друг другу больше времени, стараться быть более нежными и предупредительными, больше общаться. Я решил, что она просто хочет сгладить возникшую неловкость и проявить некоторую любезность по отношению к моей персоне. Вполне естественно, я сказал, что ей не следует так беспокоиться о том, что происходит со мной, потому что меня самого это не слишком заботит. Выяснилось, что Люси, оказывается, хотела сказать совсем другое: она нуждается в более нежном отношении с моей стороны. Таким образом, мое заявление, что меня это не слишком заботит, вряд ли можно назвать тем ответом, которого она ждала.

После этого мы надолго замолчали, и посуду после ужина Люси стала мыть с подобающим ситуации выражением лица.

Дорогая Пенни.

У меня опять начались эти чертовы месячные.

Пишу тебе это письмо, прижимая к животу грелку. Очень больно. Как же это замечательно - быть женщиной. Охренеть можно. О том, что все это опять начнется, я знала уже за несколько дней.

– Интересно, что это за тупая боль где-то там внизу живота?

– Это? Да ничего особенного. Так, деликатное предварительное уведомление о том, что вскоре тебе предстоит пара веселеньких денечков.