Днем мы подскочили к такому магазинчику, повертелись там около прилавков, померили пару шмоток, но, естественно, покупать ничего не стали, а уходя, слямзили пару флаерсов с прилавка. И вот теперь с этими флаерсами мы брели вдоль станции «Кожуховская», пытаясь разыскать дискотеку «Z-Ray».

На красиво отпечатанном листочке было написано, что нужно выйти со станции и пять минут «идти по стрелкам». Давненько я не играла в «казаков-разбойников», так что мне пришлось поднапрячься.

Стрелки эти были распиханы повсюду и именно там, где их труднее всего было заметить. Зачем это нужно было устроителям дискотеки, мы сначала не поняли. Но потом, когда мы окунулись в рейверскую атмосферу с головой, то поняли, что произошло это из-за общей отъеханности и своеобразного пофигизма.

Сама дискотека пряталась от посторонних глаз в мощном подвале, вероятно, бывшем бомбоубежище, которое должно было выдерживать взрывы водородных, ядерных и нейтронных бомб. Однако против взрывов музыки конструкторы ничего не предусмотрели. Поэтому дом, где проходила дискотека, прямо трясся и ходил ходуном.

Под неодобрительные взгляды местных старушек мы гордо прошествовали со своими флаерсами ко входу на дискотеку и нырнули в черную неизвестность, подсвеченную, будто галогеновыми лампами, вспышками каких-то осветительных приборов.

На входе нас встретил всклокоченный чумовой субъект с фиолетовыми волосами, в джинсах в зеленую клетку с ярко-оранжевыми пятнами. Куртка на нем была цвета «металлик» и отражала все, что происходило в зале.

Благополучно миновав фейс-контроль, то есть такой контроль, который дежурные на входе должны были осуществлять за нашими лицами, дабы они не были бандитскими, обкурившимися или пропитыми, мы скользнули в зал.

Там Ямаха глянула на меня дикими глазами и хотела уже зажать уши, но я погрозила ей кулаком. Если мы выдадим себя и сразу покажем, что мы не из этой тусовки, с нами никто и разговаривать на захочет.

Однако ее желание понимала и я. Трансовая музыка была бы сама по себе еще ничего, но кто-то из композиторов, ее сочинивших, догадался вставить туда какой-то очень высокий звук, который прямо-таки резал по ушам.

Однако остальных это, похоже, не волновало. Парни и девчонки в одежде самых фантастических расцветок танцевали кругом и, казалось, никого не замечали, в том числе и себя. Сквозь какой-то дым, который нам показался сигаретным, но почему-то ничем не пах, почти ничего не было видно. Мы продрались через беснующуюся толпу к стойке, за которой стоял не менее потешный субъект, чем тот цербер, который охранял вход. Вначале он нас вообще в упор не замечал, а глядел куда-то в одну точку своими осоловевшими глазами, и лишь его нервные руки, которыми он протирал одно и то же место на стакане, свидетельствовали о том, что он не в коме, а жив.

— Что будем пить, девочки? — наконец активизировался он, когда Ямаха пару раз дернула его за рукав куртки.

— Пепси-колу, — пискнула я.

Бармен, подозрительно косясь на нас, налил в стаканы газировки.

— Послушай, — шепнула мне Ямаха. — От этих дуриков, похоже, толку не добиться.

— Но почему от дуриков? — возмутилась я. — Им нравится такая музыка. Послушали б они, что нравится тебе.

— Согласна, — опасливо глянула на бармена Ямаха. — Но, видно, эта музыка не очень хорошо на их мозги действует…

Когда мы уже вытянули по полстакана пепси-колы, от танцующей толпы отделилась парочка и присела рядом с нами.

— Хай! Как оно, ничего? — наклонился к нам парень, и я тут же поняла, что он, несмотря на присутствие своей девчонки, будет ко мне клеиться.