Потом он выглядит задумчивым.

— Хотя, я должен сказать, несмотря на то, как все обернулось, ты стоила потраченных денег. Особенно та ночь, возле кухонной раковины, — он подмигивает, — стоит каждого цента.

Я умираю. Каждое ужасное слово режет по мне, словно лезвием по коже. Вы видите кровь? Сочится от каждого жестокого слова. Выходит из меня, причиняя еще больше боли.

Вы выглядите удивленными. Не стоит.

Дрю Эванс не сжигает мостов. Он подкладывает под ними динамит. Уничтожающий этот мост, горы, которые он соединяет и все вокруг, чему не посчастливилось быть в радиусе пятидесяти миль.

Дрю ничего не делает наполовину. Почему мое разрушение должно быть другим?

Я разворачиваюсь, чтобы пройти по коридору, прежде чем я рассыплюсь перед ним, как египетская пирамида.

Но он хватает меня за руку.

— Куда ты идешь, Кейт? Побудь здесь, может, обучишься новому трюку.

Вы знаете, как характер может делать человека привлекательнее? Как, например, парнишка в старшей школе, который, не смотря на отсутствие мышц и угревую сыпь болтается вместе с популярной толпой? Потому что он рассказывает самые смешные шутки и самые интересные истории.

Я бы хотела, что бы это работало в обратном направлении. Я бы хотела сказать, что слова Дрю по волшебству превратили бы его лицо в такое же чудовище, каким он звучал.

Но я не могу так сказать.

Посмотрите на него.

Я представляю, что именно так и выглядел Люцифер, когда Бог сбросил его с небес. Рассерженный и сломленный.

Но по-прежнему до боли прекрасный.

Я высвобождаю свою руку. А голос мой громкий, почти истеричный.

— Не трогай меня! Больше никогда не прикасайся ко мне!

Он медленно улыбается, само спокойствие. Вытирает свою руку о брюки, как будто он только что держался за что-то грязное.

— Для меня это, действительно, не будет проблемой.

Меня сейчас стошнит. Вырвет прямо на его черные туфли Бруно Магли.

И это никак не связано с моей беременностью.

Я иду по коридору, заставляя себя идти пешком. Потому что я отказываюсь позволять Дрю видеть, что я от него убегаю.

* * *

Я едва успеваю добраться до ванны.

Падаю на колени и крепко хватаюсь за унитаз. Ногти ломаются, а мои костяшки белеют. Желудок сжимается, и я делаю яростные вдохи. Кровь стучит в ушах, и кислота разжигает горло.

Я кашляю и всхлипываю, но мои глаза сухие. В них нет слез.

Пока нет. Это будет позже.

Как он может так поступать? Он сказал мне, что никогда… и я доверяла ему. Когда он говорил, что любит меня. Когда обещал, что никогда меня не обидит.

Я верила ему.

Мы никогда не говорили о том, чтобы завести детей. Мы также никогда не говорили о том, чтобы их не заводить. Но если бы я знала, что он воспримет это так, я была бы более осторожной. Я бы никогда…

Господи.

Послушайте меня. Мой бойфренд сейчас в гостиной с другой женщиной у него на коленях, а я сижу здесь, размышляя о том, чего бы я сделала, чтобы такого не случилось?

И я называла Дрю жалким.

Когда у меня в желудке уже ничего не осталось, я тащу себя к раковине и смотрюсь в зеркало. В ответ на меня смотрят запачканные щеки и глаза с красными под ними кругами на лице, которое я не узнаю.

Сбрызгиваю лицо холодной водой, снова и снова. Дрю может разорвать меня на части, превратить меня в трясущуюся массу стыда и угрызения совести, но скорее ад замерзнет, чем я позволю ему увидеть тебя такой.

Я ковыляю в спальню, вытаскиваю из шкафа спортивную сумку, и машинально скидываю туда первые попавшиеся под руку вещи. Мне надо убраться отсюда. От него. От всего, что напоминает мне о нем.