— По острию ходишь, шут! — прохрипел король.

— Я говорю тебе правду, Генрих Тюдор, в отличие от тех, кто только льстит тебе, потому что боится.

— А ты не боишься?

— Не боюсь, Гэл. Я видел тебя в чем мать родила. Ты такой же человек, как и я. Все это игра случая. Родись каждый из нас в семье другого, глядишь, Генрих был бы придворным дураком, а Уилл — королем.

— Я и есть дурак, коли позволил другим выбирать для меня жену, — заявил Генрих Тюдор. — Но теперь этому горю уже не поможешь.

— Если не имеешь лучшего, извлеки пользу из того, что имеешь, — посоветовал шут. — Может быть, леди Анна еще приятно удивит тебя.

Он слез с кровати, и Марго тут же, проворно взобравшись ему на плечо, нахлобучила на голову Уилла берет.

— Спи, Гэл. Тебе надо выспаться, да и мне тоже. Мы оба уже немолоды, а ближайшие дни будут чертовски хлопотными и утомительными. Опять придется слишком много пить вина и есть чересчур жирную пищу. Ты не умеешь ничего делать наполовину, поэтому обязательно опять переешь и перепьешь всех, а потом будешь мучиться.

Король сонно улыбнулся.

— Наверное, ты прав, Уилл, — сказал он, закрывая глаза. Дождавшись, когда король захрапел, шут тихонько выскользнул из спальни и сообщил придворным, ожидавшим за дверью, что его величество, ко всеобщему облегчению, спокойно спит.

Свадебный наряд короля выглядел поистине великолепно. Парчовый камзол расшит серебряными цветами, отделан роскошными соболями. Плащ из багряно-алого сатина расшит не менее пышно, чем камзол, и украшен огромными круглыми пуговицами из отшлифованных алмазов. Шею туго охватывал золотой воротник. Сапоги короля сшиты по последней моде — с узкими закругленными носами — и тоже щедро усыпаны жемчугом и бриллиантами. Все пальцы короля унизаны перстнями.

— Ваше величество выглядит превосходно, — объявил молодой Томас Калпепер.

Остальные придворные одобрительно зашушукались и закивали, соглашаясь с этим мнением.

— Если бы эта свадьба не была нужна моей стране, — заявил король, — никакая сила на земле не заставила бы меня сделать это.

— Кромвель — конченый человек, — прошептал Томас Говард, герцог Норфолк.

— Не очень-то обольщайтесь, — вполголоса ответил ему Чарльз Брэндон, герцог Суффолк. — Старина Кром — хитрая лиса и еще может ускользнуть.

— Посмотрим, — пожал плечами герцог Норфолк, и на лице его заиграла улыбка — явление для него чрезвычайно редкое. Это была улыбка триумфатора.

— Что это вы задумали. Том? — спросил герцог Суффолк. Чарльз Брэндон знал, что Томас Говард близок со Стивеном Гардинером, епископом Уинчестерским. Епископ поддерживал короля во всем, что касалось противоборства с папой римским и отрицания верховенства Ватикана над английской церковью, однако при этом он оставался ярым противником изменений в доктрине, проводимых архиепископом Томасом Кранмером, ставленником Кромвеля.

— Вы переоцениваете меня, Чарльз, — ответил Норфолк, все так же улыбаясь. — Я — самый преданный слуга короля и всегда им оставался.

— Скорее, я недооцениваю вас. Том, — парировал Суффолк. — Иногда вы меня пугаете. Ваше честолюбие беспредельно.

— Давайте поскорее покончим с этой комедией, — проворчал король. — Раз уж я должен жениться на ней, так тому и быть.