Анна поскакала навстречу своему будущему супругу. Увидев ее, король приостановился, поджидая. Когда она подъехала, он галантным движением сдернул берет и поклонился, одарив ее сияющей улыбкой. На мгновение Анна Клевская увидела его таким, каким он был когда-то: самым интересным мужчиной христианского мира. Она искренне улыбалась ему, пока Ганс переводил ей приветственные слова короля. Кое-что, к ее удивлению, она поняла и сама.

— Вначале я поприветствую его величество по-английски, Ганс, а потом ты будешь переводить, — сказала она пажу.

— Хорошо, мадам, — отозвался мальчик.

— Я благодарить ваше величество за добрый прием, — начала Анна. — Я стараться быть добрый жена вашего величества и хороший мать вашим детям.

Услыхав эту неуклюжую, но вполне понятную речь, король удивленно приподнял брови.

— А я слышал, что принцесса Клевская не говорит ни на каком языке, кроме родного, — пробормотал он, ни к кому в особенности не обращаясь.

— Ее высочество трудится изо дня в день, терпеливо осваивая ваш язык, — объяснил Ганс. — Леди Нисса Уиндхем учит ее, а другие фрейлины помогают. Принцесса очень хочет угодить вашему величеству.

— В самом деле? — сухо проронил король, но, вспомнив о взирающей на них толпе, потянулся вперед и, к удовольствию зрителей, заключил свою невесту в объятия.

Возвращаясь рука об руку к павильону, они раскланивались и улыбались приветствовавшему их народу.

— Фламандская кобыла, — неслышно бормотал король себе под нос, благосклонно кивая направо и налево. — Я должен жениться на фламандской кобыле.

Возле павильона королевская чета отпила из символической чаши любви, и затем принцесса пересела в карету, в которой должна была ехать в Гринвич. Рядом с ней устроилась матушка Лоув, ее старая няня и воспитательница, ныне назначенная присматривать за фрейлинами-немками, а также графиня Оберстейн, супруга посла. С обеих сторон дверцы кареты украшали гербы герцогов Клевских и изображения Черного Льва. Вслед за каретой принцессы следовали экипажи, в которых разместилась ее свита. В составе процессии можно было видеть и великолепный пустой портшез, обитый пурпурным бархатом, — один из подарков Генриха его новой королеве. В голове и в хвосте колонны следовали рыцари принцессы Клевской, одетые в одинаковые костюмы черного бархата, расшитые серебром, на одинаковых гнедых жеребцах.

Жители Лондона толпились по обочинам дороги, по которой двигалась процессия. В том месте, где намечалась переправа через Темзу, реку запрудили баржи, лодки и самые разнообразные суденышки, многие из которых, казалось, вообще чудом держатся на воде. Все они были переполнены людьми, жаждущими хотя бы мельком увидеть новую королеву. Каждая лондонская гильдия вывела на реку свою баржу, заново выкрашенную и отделанную, с гербами короля Англии и герцога Клевского. На этих баржах размещались менестрели и хоры мальчиков, распевавших приветственные гимны в честь принцессы Клевской. Король и его невеста даже сделали остановку, чтобы послушать их, и остались очень довольны.

Едва Анна вступила во внутренний двор Гринвичского замка, грянул пушечный салют. Король поцеловал невесту и поздравил с прибытием в ее новый дом. В Большом зале дворца выстроилась королевская гвардия, салютовавшая жениху и невесте, когда те проходили мимо. Генрих проводил Анну в ее личные апартаменты, где она должна была отдохнуть перед назначенным на поздний вечер пиршеством.

Анна, внешне остававшаяся по-королевски невозмутимой, в глубине души изумлялась, растроганная искренним теплом, с которым ее встречали англичане.