По мере того как радость любви замирала, Джессике становилось страшно и стыдно за себя: на ней не было ничего, кроме чулок и туфель на высоких каблуках, ноги вызывающе раздвинуты. Патрик, бросив ей свою рубашку, хрипло сказал:
— Надень это.
Без слов Джессика повиновалась, с замиранием сердца следя, как он, поднявшись с дивана, надел брюки, отошел к камину и замер.
— Почему? — коротко спросил он.
— Разве это имеет значение?
— Конечно же имеет, черт возьми! — взмахнув руками, вскричал Патрик. — Или ты считаешь, что мне это может быть безразлично — стать первым мужчиной в твоей жизни, да еще после того, как ты была замужем больше трех лет?!
В смущении Джессика прикусила губу.
— Как же это все-таки могло произойти? — спросил он, пристально глядя на нее.
— Думаю, ты сам знаешь, — неопределенно ответила Джессика, не решаясь сказать правду.
Мысли, одна страшнее другой, нахлынули на Патрика.
— Не имею ни малейшего представления, — буркнул он.
Перед ним сидела божественно прекрасная и невероятно сексуальная женщина в не застегнутой мужской рубашке, оставлявшей открытыми стройные ноги в шелковых чулках с соблазнительными подвязками, и Патрик с трудом скрывал восхищение ее красотой.
— Почему Джон исключил тебя из своего завещания?
— Потому что я сама попросила его об этом, — устало вздохнула Джессика.
— На самом деле? — Его брови удивленно изогнулись, взгляд открыто выражал недоверие.
— Да.
Презрение Патрика оказалось для нее страшнее, чем его безразличие. Мучительная внутренняя борьба ясно отражалась на его лице. Интересно, что он на самом деле испытывает к ней? Могла ли она надеяться?
— Наследство было небольшим, — спокойно продолжала Джессика. — Предполагалось, что вся недвижимость перейдет к детям, но их у нас не было, и поэтому сын брата, то есть племянник Джона, унаследовал ее. А остальное, — кое-какие деньги и драгоценности, — ушло на оплату счетов по уходу за его матерью. Сейчас она совсем немощная и нуждается в круглосуточном присмотре.
— Это я знаю, — удрученно произнес Патрик и изучающе посмотрел на Джессику. — Все это характеризует тебя только с лучшей стороны, Джесс, но я до сих пор не могу понять, почему…
— …Мы не отменили свадьбу? — Она взглянула на руку, на которой не было обручального кольца.
— Именно.
Джессика вспомнила Джона и свое невеселое замужество: длинные, темные ночи, когда она успокаивала мужа, держа его за руку и прогоняя все его страхи. Она дарила ему тепло и нежность, которые он, увы, не мог получить другим способом. Едва сдерживая подступившие к горлу слезы, Джессика подняла глаза на Патрика.
— Это наша с Джоном тайна, — едва слышно вымолвила она.
— Но Джон умер! — сердито вскричал Патрик.
Да, Джон умер, и он любил ее настолько, насколько вообще был способен кого-то любить, подумала Джессика. Последними его словами были: «Джессика, обещай мне, что будешь счастлива. Обещай». И она ответила ему: «Обещаю».
— Мы ни разу не спали с Джоном до свадьбы… — медленно начала она свое повествование.
— В этом я смог убедиться несколько минут назад, — оборвал ее Патрик.
— Он объяснил мне это тем, что любит и уважает меня и хотел бы дождаться свадьбы. — Она замолкла.
— Продолжай.
— Я знала, что большинство людей в наше время так не поступают, но, тем не менее, согласилась и даже была рада этому. |