– Вот и я так думаю, – абсолютно серьезно кивнул Сталин. – А ми ему поможем. Я уже отдал все необходимые распоряжэния, кампэтентные таварищи занимаются. Очэнь кампэтентные, да. Сам таварищ Судоплатов обещал помочь. Думаю, нэ подведет, недолго ему в нэмэцком плэну оставаться. Правильно гаварю, Лаврэнтий Павлович?

Берия кивнул:

– Совершенно верно, товарищ Сталин. Работаем по всем направлениям. Результат скоро будет.

– Спасибо, товарищ Сталин, товарищ Берия, – на всякий случай поблагодарил Бат. – Но, в случае чего, вы даже не думайте, Виталик фрицам ни полслова лишнего не скажет. Ручаюсь!

– Это я знаю, много с ним гаварил. Нисколько в этом нэ сомнэваюсь. Но сэйчас про другое хачу спросить. Ви же не против?

– Никак нет, товарищ Сталин!

– Харашо, Владымир Пэтрович. Давайте так дагаварымся: все переданные вами докумэнты я внимательно изучил… очэнь внимательно. Паэтому об этом ми говорить пока нэ будэм, харашо? Скажу вам по секрету: многие из этих докумэнтов уже работают. Очэнь успешно и прадуктивно работают. Мне же интэресно вашэ личное мнэние, как непосредственного, скажим так, свидетеля.

Иосиф Виссарионович на несколько секунд замолчал, подыскивая подходящие слова:

– Знаете, что я падумал? Можит, даже и неплохо, что ми с вами поговорим раньше, чем с таварищем Дубининым. Ви старше его, значит, и знаете больше. Тем более, насколько я понял, тот мир, где жил товарищ Дубинин, уже сильно изменился. Помните тот наш разговор, когда я пазванил вашему, гм, падчиненному? Тому, который обещал мнэ ноги паломать?

– Товарищ Сталин… – вскинулся было Батоныч. Однако Иосиф Виссарионович только рукой махнул: молчите, мол, не о том речь.

– Патаму ответьте, как ви думаетэ, что нам нужно сдэлать, чтоб сохранить Совэтский Союз? Пусть не прямо сэйчас, пусть позже, после войны? И пачиму он развалился нэ только в том мире, куда я… пазванил в первый раз, но и во всэх остальных вариантах… э-э… истории? Которую ми с вами так успэшно мэняем? В чем же причина? Что ми дэлаем нэ так? И что нам нужно еще сдэлать? Сумеете отвэтить, товарищ Бат? Мне нужно именно ваше мнэние, как человека, который жил в то врэмя и видел, как все происходило. Нэ нужно стэсняться, выбирать виражэния или что-нибудь приукрашивать, гаварите как думаете. Исключително чэстно, от души. Я настаиваю. Мне – и всем нам – это крайне важно!

– Попытаюсь, товарищ Сталин, – кивнул Владимир Петрович.

А про себя подумал: вот это он, похоже, попал…

– Значит, честно? Вот, прямо так, как думаю, и говорить?

– Именно так, – кивнул собеседник. – Ситуация слишком серьезна, чтобы разводить политесы, ви ведь и сами это прэкрасно панимаете. Там, в вашэм будущем, и так слишком много гаварили, особэнно на съездах. Вот и договорились, да. Итак? Или вам нужно врэмя падумать?

– Да нет, пожалуй… – задумчиво покачал головой Батоныч. – Чего уж тут думать, все столько раз передумано, что аж тошно… Знаете, что я, имей такую возможность, сделал бы в первую очередь? Ну, в смысле там, в своем времени? Перестрелял бы без суда и следствия несколько сотен, если не больше, всяких будущих диссидентов, западных агентов влияния, зажравшихся представителей партийной номенклатуры, деятелей искусства… да просто продажных тварей, что в сторону Запада, раскрыв рот, глядели. Могу даже примерный списочек составить, имена там все больше известные будут, из числа тех, что на телеэкранах и в газетах регулярно мелькали.

От ответа товарищ Сталин, похоже, слегка опешил:

– Дожили вы там… в своем светлом будущем… Бэз суда и слэдствия, говорыте?! По другому никак не выйдет?

Вождь быстро переглянулся с нахмурившимся Лаврентием Павловичем, судя по выражению лица, также не ожидавшим услышать ничего подобного.