— Но «Уральский инструмент» принадлежит концерну «Зевс», — гнул свое следователь.

— Нет! Уже в дни убийства Айвазова это были два совершенно разных предприятия! Посмотрите документы: когда я возглавил «Зевс», то добровольно отказался от своего участия в управлении уральскими фирмами, возложив эти обязанности на своих друзей… на лиц, которым я доверяю… Можете проверить! Я вас прошу только об одном: проверьте! Ведь это же так легко!

«Как же, станет он проверять, — тоскливо подумалось Валентину. Приплясывающие на столе белые пальцы следователя Алехина вызвали у него такое отвращение, что он вынужден был отвернуться, чтобы не видеть их. — Ему совсем не хочется устанавливать истину, кто убил Кинга и его семью. Ему хочется обвинить меня. Тогда чего ради я перед ним тут распинаюсь? Рациональнее молчать, беречь силы». И Баканин замолчал.

— Ага, отмалчиваетесь? — как-то наигранно, без искренности торжествовал Алехин. — Отворачиваетесь?

Стараясь не смотреть на торжествующего Алехина, Валентин устремил взор в угол комнаты, где с начала допроса обретался какой-то человек среднего роста и средних габаритов — не худой и не толстенький. Все в нем было нейтрально, как-то проходя мимо внимания: и коричневый костюм, из-под которого виднелась светло-бежевая рубашка, и мышиного цвета волосы, и черты лица.

— По-моему, на сегодня достаточно, Сергей Владимирович, — сделал робкую попытку вмешаться нейтральный человечек.

— А я вас не спрашивал, Борис Аристархович. — Кажется, отчество — единственная нестандартная черта, которой мог похвастаться нейтральный обитатель угла следовательского кабинета. — Кстати, гражданин Баканин, это ваш адвокат, Борис Аристархович Фадин.

— Но у меня есть свой адвокат. Я требую, чтобы он прибыл сюда!

— Можете требовать, сколько угодно. — Лицо следователя по особо важным делам перекосилось и на несколько минут перестало напоминать лицо героического капитана дальнего плавания. — Адвокат у вас будет наш, или вообще придется вам обходиться без адвоката. Ну так как, надумали? Согласны с обвинением?

— Не согласился и не соглашусь.

Как ни старался, больше Алехин ничего добиться в тот день не смог. Баканин ни в чем не признавался, ничего не подписывал, даже спорить перестал. Он думал, что снова будут бить, возможно, пытать, но никто его не тронул даже пальцем. Поняв, что выудить из обвиняемого свеженькие признания не удастся, Алехин распорядился отправить его в камеру предварительного заключения. Конечно, там тоже был не курорт, и все же Баканин с облегчением воспринял эту временную перемену участи.

«Ефимов и Криворучко, — стучало в висках. — Баканин, Ефимов и Криворучко. Трое из шести. Трое живы, трое убиты. Из трех живых один в тюрьме… Привет вам, бывшие „реаниматоры“!»

Вторая картина из прошлого РОЖДЕНИЕ БРИГАДЫ

Самый молодой в Уральском политехническом институте профессор, Руслан Шаров, пользовался любовью студентов не за то, что ставил оценки с поблажками. Наоборот, во всем, что касалось проверки знаний, он был требователен и строг. И даже не за то любили его, что он, не кичась своими научными регалиями, установил со студентами доверительный товарищеский стиль общения. Конечно, это было важным обстоятельством, но не главным. А главное в Шарове заключалось в том, что он действительно был блестящим ученым.