– Родинки ставят в родильном доме специальными чернилами, которые не смываются, – пыталась говорить серьезно Джеки.

– Никогда-никогда? – удивлялась я.

– Никогда! – смеялась она.

– А зачем? – не успокаивалась я.

– Чтобы знать, чья ты сестра! – Джеки показывала на свою родинку.

Она расчесывала перед сном мои волосы щеткой с жестким ворсом, а я следила за каждым ее движением и считала до ста.

– Такие же золотые, как у мамы… – говорила Джеки и смотрела на мое отражение в зеркале.

Я мельком взглядывала на фотографию мамы в деревянной рамке, стоящую на тумбочке возле моей кровати, и гордо поднимала голову…

Похоже, единственное, что нас различало, это цвет волос. Джеки достались от папы угольно-черные, а мне – русые с золотистым оттенком, мамины.

Улыбнувшись своему отражению, я набрала холодной воды в ладони и умыла лицо.

Я вернулась в салон самолета. На моем месте уже сидел маленький мальчик и любовался белоснежными облаками.

– Вы не против? – спросила женщина и положила открытую книгу на колени.

– Конечно нет! Пусть малыш посмотрит… – Я присела рядом с ней и взглянула на завороженного ребенка.

– У папы на мониторе стоит заставка с облаками… – поведал мне малыш и опять отвернулся к иллюминатору.

Я улыбнулась и закрыла глаза…

После рабочего дня Джеки садилась за компьютер. Она не успевала заводить романы в реальной жизни, поэтому ее единственным, к тому же виртуальным другом был молодой человек из Техаса. Они слали друг другу электронные письма с любовным содержанием, жаловались на трудную жизнь, мечтали о светлом будущем. Я в эти моменты наблюдала за ней – Джеки казалась счастливой, и какое-то необъяснимое теплое чувство наполняло и меня. Мне тоже становилось спокойно и хорошо…

– А олени Санты не проваливаются в облаках? – Малыш затряс мою руку, я открыла глаза.

– Нет, у них есть для этого волшебный порошок, такой блестящий… Санта их посыпает, и олени становятся легче, чем облака! – ответила я своему пятилетнему соседу, перепутав Санта-Клауса с Питером Пэном.

Малыш задумался и оставил неграмотную тетю в покое.

Я помню, какой подарок мне преподнес отец на Рождество. Мне тогда было одиннадцать. Рано утром, выбежав из своей комнаты в одной пижаме, я спешила поздравить Джеки с праздником. Вдруг я услышала, что по лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась спальня отца, кто-то спускается. Я знала, как это делает отец, – быстро и бесцеремонно шлепая резиновыми подошвами тапок. А этот кто-то спускался осторожно и еле слышно. Через пару секунд передо мной появилась женщина с взлохмаченными волосами и размазанным макияжем. Она была в папиной рубашке, застегнутой на одну пуговицу. Женщина остановилась и, растерянно посмотрев на меня, быстро прикрылась.

– Билл, твоя дочь проснулась! – крикнула она.

Испугавшись, я шмыгнула в комнату Джеки. Я начала отчаянно будить сестру, мне было уже не до Рождества.

– Что случилось? – спросила Джеки.

– У нас в доме какая-то женщина… – прошептала я.

Джеки резко встала с кровати, накинула халат и вышла из комнаты. Я несмело последовала за ней.

В это утро мы завтракали вчетвером. Отец, не поднимая глаз, молчал, женщина принужденно улыбалась, а Джеки недовольно водила вилкой по тарелке.