— Что — «не дело»? — опешил рыжий.

Я наградил его такой специальной ласковой улыбкой для общения со свалявшими дурака коллегами, позаимствованной у сэра Кофы. Смысл её в том, что чем приветливей ты улыбаешься, тем неуютнее чувствует себя твой собеседник, хотя сам толком не может понять, что именно его нервирует. Не уверен, что у меня получается так же хорошо, как у самого Кофы, но я очень стараюсь.

— Ну как — что? Производить задержание двух подозреваемых в одиночку — это же вопиющее нарушение служебной инструкции. Люди, которые представляют интерес для полиции, обычно не испытывают желания быть арестованными. Ну вот как бы вы выкручивались, если бы мы стали сопротивляться?

— С чего бы это? — буркнул толстяк. — У нас так не принято. Полиция есть полиция. И уж если я прошу проследовать за мной, лучше так и поступать, это все знают.

— Всё когда-нибудь случается впервые. В том числе, неприятности, вроде сопротивления подозреваемых при аресте, с жертвами или без, это уж как повезёт. И для того, чтобы снизить вероятность подобных происшествий, придуманы служебные инструкции, рекомендующие, по возможности, производить задержание группой, число участников которой хотя бы вдвое превышает предполагаемое количество подозреваемых. Следовательно, за нами вам следовало прийти, как минимум, вчетвером.

— Да где ж я вам четверых возьму? — огрызнулся капитан. — Штат у нас невелик, а работы — прорва. Ярмарка есть ярмарка. Это только для приезжих вроде васона похожа на праздник, а для полиции — непрерывный аврал. И сколько сил на поддержание порядка ни брось, этого всегда будет недостаточно.

— Ну, справедливости ради, двое-то при вас всё-таки были, — заметил я. — Но ребята почему-то остались сидеть в амобилере, вместо того, чтобы устрашать нас в трактире.

— Да они ещё новички, — простодушно объяснил рыжий. — Только этой осенью на службу поступили. Если вдруг что, ничем мне не помогут. Рано им в неприятности влипать. Совсем несмышлёные мальчишки.

«Тем не менее, регулярно влипать в неприятности — самый эффективный способ быстро стать смышлёным», — подумал я. По крайней мере, меня самого учили именно так; каким чудом я при этом уцелел — отдельный вопрос, но риск — обычная плата, причём не только за обучение, но и за саму возможность быть живым человеком.

Я бы и вслух всё это сказал, да не успел. Толстяк спохватился, что не в меру разоткровенничался с подозреваемыми, комично насупил апельсиновые брови и условно суровым тоном объявил:

— Вам вообще не должно быть дела до моих подчинённых и наших служебных инструкций.

— Ничего себе — не должно быть дела! — взвился я. — Между прочим, чтобы их для вас написать, целых три человека провели бессонную ночь. Ну и я с ними за компанию; впрочем, я-то как раз больше развлекался, чем работал, но сам факт…

Бедняга капитан окончательно растерялся.

— Какие три человека? Почему — ночь? И при чём тут вы?

— Заместитель начальника столичной полиции Трикки Лай, — принялся перечислять я. — То есть, подпись на отправленном вам экземпляре, конечно, самого генерала Бубуты Боха, но в момент составления инструкции он мирно дрых дома, и это ваша большая удача. Поскольку Трикки никогда прежде не работал над подобными документами, на помощь ему любезно пришёл сэр Кофа…

— Сам сэр Кофа Йох? Бывший начальник столичной Правобережной Полиции? — недоверчиво переспросил рыжий капитан.