— На самом деле, я не жалуюсь, а хвастаюсь, — сухо заметил он. — Вечно забываю, что ты не способен оценить чистый восторг интеллектуального труда.

— Да, — смиренно согласился я, — ты прав, прости. Для меня самого интеллектуальный труд — просто суровая повседневность. Но мне, конечно, следовало бы с большим сочувствием относиться к твоим первым шагам на этом поприще.

Мелифаро адресовал мне взгляд, который при всём желании трудно назвать дружелюбным. Ему со мной вообще нелегко: бить меня строго-настрого запрещают служебные инструкции, нарушать которые в присутствии чрезвычайно довольного нашей перепалкой начальства было бы несколько некорректно. А руки-то чешутся, это я и сам понимаю. Да так сильно, что мешают быстро сформулировать достойный ответ.

Но тут ему на помощь пришёл сэр Кофа.

— Признавайся, сэр Макс, с кем и на какую сумму ты поспорил, что доведёшь меня до состояния священной боевой ярости? — осведомился он. — Имей в виду, ты уже буквально в одном шаге от выигрыша. Ничего не имею против бессмысленной болтовни, но только не в тот момент, когда я жду конкретных ответов на свои вопросы.

Я надменно вздёрнул подбородок, но пререкаться не стал. На Кофу в состоянии священной боевой ярости я бы, честно говоря, посмотрел, когда ещё доведётся. Но тому, кто внезапно восстал из пепла при помощи волшебных снадобий, следует осознавать, что это удовольствие может закончиться буквально в любой момент. И хорошо бы успеть поговорить о деле прежде, чем от моей способности строить связные предложения снова останутся дымящиеся руины.

— Ладно, Магистры с вами, слушайте. Палатка появляется примерно раз в два-три дня, причём не на одном и том же месте, а в разных, так что торговцы теперь постоянно заключают пари, где её в следующий раз увидят. Я лично говорил с беднягой, уже проспорившим на этом деле четыре мешка грульвы. Зря ржёте, между прочим, грульву в Нумбану везут аж из Гугланда; к тому же, в конце зимы она сильно дорожает, так что четыре мешка — это вполне серьёзный ущерб.

— Приятно убедиться, что ты способен столь глубоко вникнуть в ситуацию на рынке сельскохозяйственной продукции, — похвалил меня Кофа. — Но имей в виду, новый Нумбанский пророк интересует меня несколько больше, чем сезонные цены на грульву. Поэтому, если тебя не затруднит…

— Не затруднит, — великодушно согласился я. — Поехали дальше. По свидетельствам нескольких дюжин очевидцев, пророк выглядит как немолодой загорелый темноглазый мужчина. Одет, как большинство ландаландцев в это время года — длинное тёплое лоохи, под ним короткая скаба и зимние штаны. Но при этом волосы у него отчётливо зеленоватые, как у некоторых уроженцев островов Банум и заплетены в косу, как у сэра Манги.

— Никогда не предполагал, что папа станет законодателем моды, но, похоже, к тому идёт, — внезапно оживился Мелифаро. — Всё больше мужчин отращивают волосы и заплетают их в косы. Вот и до Ландаланда уже докатилось это поветрие. Видимо, оно как-то связано с постепенным отказом от повседневного ношения тюрбанов?..

Сэр Кофа пресёк его вдохновенный монолог одним ласковым взглядом. Тоже небось Белая магия двести какой-нибудь с хреном ступени. Вот чему надо было учиться в первую очередь вместо всех этих дурацких фокусов.

— На чём мы остановились? — спросил я.

— На косе пророка, — подсказала Базилио, всегда готовая прийти на помощь в самый нужный момент.

— Да, точно. Спасибо, друг.