Кажется, что запахи из кухни, огибая по пути майора, реют над полем, как красный флаг над Пиком Коммунизма. Проклятые запахи проникают даже сквозь регенеративный патрон; в наморднике у сержанта мощно пахнет перловкой с комбижиром. Агрессивные, гады, как самураи в тридцать девятом. Даже угольный фильтр не помеха.
Младший сержант думает, что запах перловки, скорее всего, ему мерещится. Как и крик «А-атставить!».
Бисеров натыкается на препятствие; поневоле останавливается. Судя по тому, что удается рассмотреть (черная поверхность, шляпки гвоздей, цифры 41), это сапоги. Вернее, подошвы. Одна из подошв отдаляется и потом несильно бьет сержанта в запотевший иллюминатор. На стекле остается травинка. Сейчас октябрь, поэтому травинка - желтого цвета.
- Отставить! - наконец слышит Бисеров. С нажимом на «а» это раз за разом повторяет незнакомый голос.
Сержанта подташнивает. Главное - не блевануть в маску. В желудке, кроме кислоты, ни черта не осталось, так что это будет нечто удушающее.
- Снять противогазы!
Наконец-то! Бисеров поднимается на ноги, стаскивает намордник. Воздух обжигает. С непривычки кружится голова. Сержанта качает; его поддерживают за рукав. Вокруг - столпотворение: кто-то лежит, с него снимают маску и бьют по щекам; один десантник на коленях, его выворачивает. Бедняга дергается в спазмах, не в силах ничего из себя выдавить.
- Рота, в две шеренги! Становись! - тот же незнакомый голос. Блин, думает Бисеров устало.
- Отделение, становись! - вспоминает сержант о своих обязанностях. Десантники бегут; Бисеров бежит. Сомлевших тащат под руки, укладывают позади строя на траве.
- Равняйсь! Смирно! Равнение на! середину! - это уже ротный.
Бисеров задирает подбородок так, словно пытается проколоть им небо.
- Вольно!
Правую ногу расслабить. Сержант смотрит на плац с удивлением - непривычно видеть его пустым. Хотя... Равнение на середину, вспоминает Бисеров. Там стоят двое: майор (чтоб он сдох) Трищенко и незнакомый командир в синих галифе. Фуражка у него синяя, околыш красный; на рукаве звезда с серпом и молотом и два (нет, три!) красных угольника. Целый капитан госбезопасности! Охренеть можно!
2005
Педиатрия - это, конечно, наука, но покоится она на суевериях. Как земной шар на спине черепахи. Детские врачи в этом смысле напоминают шаманов - каждый камлает по-своему; со своим бубном пляшет. Одни педиатры твердят, что грудной ребенок должен плавать, другие - что не должен. Третьи говорят: больше гуляйте; четвертые предлагают закаливание. Но в целом советчики сходятся: чего-то важного Айгуль не делает.
Самое обидное - и не понимает, чего.
Поэтому в роли матери она чувствует себя, как альпинист на вершине мира. Да, забралась - терпения хватило, спасибо, больше не надо. Флаг родины поставила; надпись написала; на память сфотографировалась. А как дальше жить? Самое трудное (спуск вниз, 8844.43 метра, снег, лед и кислородное голодание) еще впереди, а сил уже нет.
1941
Безопасника зовут Алексей Игоревич Сафронов. Это в НКГБ он капитан, а по армейским званиям - целый подполковник. Бисеров с удовольствием вспоминает, как выглядел Трищенко в газовой маске. Все видели - вся вторая парашютно-десантная рота; повара и даже наряд по столовой.
- Команда «газы», - говорит капитан размеренно. Голос у него только кажется мягким: железный прут, обернутый тканью. - Касается не только рядовых красноармейцев, но в первую очередь - старших по званию. Без командира, как без головы. Верно говорю, товарищ майор? Тогда возьмите.
И вручает Трищенко сумку с противогазом.
Бисеров снова вспоминает лицо майора в этот момент - и ухмыляется.
Потом десантники стоят и смотрят. Майор надевает камуфляж и маску - делать он этого откровенно не умеет, приходится помогать. |