— В данный момент в России нет другого человека, который смог бы вытащить страну из того болота, в котором она оказалась, — ответил капитан первого ранга, — наша держава нуждается в жестком и волевом вожде, независимо от возраста, национального и социального происхождения. Человек, ранее занимавший эту должность, не справился со своими обязанностями. Увы, для этого у него не было соответствующих способностей.

— Вы имеете в виду Александра Федоровича Керенского? — спросил я.

— Нет, — ответил Верещагин. — Речь идет о бывшем императоре Николае Александровиче. И это при том, что сам по себе он хороший человек и добрый семьянин. Но по своим деловым качествам он не соответствовал требованиям, предъявляемым самодержцу. Увы, но династия Романовых не просто пала, но и своим падением погребла под обломками и всю идею монархии.

Каперанг помолчал, собираясь с мыслями.

— Мы надеемся, что зачистка тех, кто сумел пробраться в партию большевиков ради своих корыстных целей, поможет нам избежать в будущем многих и многих неприятностей. Мы должны предотвратить гражданскую войну, избавляясь от тех, кто в нашей истории были поджигателями этой войны. Ну, а что касается вас…

Владимир Анатольевич открыл ящик стола и достал оттуда конверт, на котором хорошо знакомым мне почерком государя было написано: «Адмиралу А. В. Колчаку. Лично».

Дрожащими руками я вытащил из конверта сложенный вдвое лист хорошей писчей бумаги. Пляшущие перед моими глазами буквы сложились в строчки.

Уважаемый Александр Васильевич, прошу внимательно выслушать тех людей, которые передадут вам это письмо, и постараться понять и принять их доводы. Они действуют во благо России.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.

Верещагин заметил мое волнение.

— Бывший император Николай Александрович Романов, — сказал он, — согласился занять в правительстве Сталина пост заместителя наркома — так теперь называется должность товарища министра — народного просвещения. Не самый легкий участок работы, между прочим.

— Господи, — простонал я, — почему вы не явились к нам на полгода раньше…

Владимир Анатольевич только пожал плечами.

— Не мы решали, когда и куда нам явиться. Эту историю вы еще услышите, но в ней задействованы такие силы, о которых не принято говорить всуе. И хоть пути Господни неисповедимы, могу лишь предположить, что интервал между февралем и октябрем был дан России, чтобы она смогла понять — во что может вылиться, казалось бы, вполне невинное желание крупной буржуазии и либеральной интеллигенции немного порулить страной. Как и после всякой другой болезни, должен появиться иммунитет, которого в нашей истории хватило аж на семьдесят четыре года. Предотвращение Февральской революции могло привести к тому, что история бы повторилась, только значительно позже и при худших начальных условиях.

Я опустил голову. Господин Верещагин и его товарищи тут были абсолютно правы. Господа, подобные Гучкову, Милюкову и Керенскому, могли вылезти на поверхность во время куда более тяжких испытаний середины века. И кроме этого, если они и в самом деле не выбирали ни времени, ни места, то это, наверное, Божья воля. Господи, дай мне знак — как поступить, и я пройду по указанной Тобой дороге до конца.

Взгляд мой упал на записку экс-императора. Если уж Николай Александрович понял их и принял, то кто я такой, чтобы вести себя иначе? Я собрался с духом. Что ж, как говорится в Святом Писании: «Отче мой! если не может чаша сия миновать меня, чтобы мне не пить ее, да будет воля Твоя».

Я посмотрел на своего собеседника.

— Владимир Анатольевич, я согласен служить России под началом господина Сталина. Скажите, что я должен буду делать?

— Вы должны вступить в должность командующего объединенными силами на Дальнем Востоке и в Маньчжурии, и в случае опасности быть готовым отразить возможное нападение на территорию России со стороны Японской и Британской империй, а также Североамериканских Соединенных Штатов.