Когда я перестала сомневаться в том, что они ушли, выключила пылесос и снова бдительно обошла дом Уинтропов. Одна из раздвижных стеклянных дверей, ведущих к бассейну, прикрытому пленкой, была разбита. Бросив взгляд на его другую сторону, я увидела, что одни деревянные ворота приоткрыты.

«Уинтропам нужна полная охранная система», — серьезно подумала я, потом поняла, что мне придется прибирать все эти стекла, и ощутила иррациональное раздражение.

Еще мне следовало позвонить в полицию.

Этого не избежать.

Должна ли я рассказать о Черном Хвосте? Если бы не Клод, я соврала бы, не раздумывая. Все мои контакты с полицией оказывались болезненными. Но Клоду я доверяла и должна была сказать ему правду. Знать бы еще, какова она.

Я почти не сомневалась в том, что Хоувелл-младший допустил в дом Черного Хвоста или дал ему ключи. Мои сомнения насчет их отношений вернулись. Но это неважно. Мне казалось, что я нарушу ту верность, которую должна испытывать к семье Уинтропов, если расскажу полиции, что Черный Хвост уже прятался в доме, предвидя, что туда вломятся.

Это было затруднительное положение.

Я позвонила в полицейский участок, сообщила о взломе и проникновении в дом, потом улучила несколько минут, чтобы хорошенько подумать. Самым безопасным вариантом было: «Я ничегошеньки не знаю, босс».

Мне очень помогло то, что Клод не явился. На мой вызов прибыли Дедфорд Джинкс, детектив, так напугавший Бобо, и двое патрульных. Клод находился на встрече с окружным судьей и мэром. Насколько я поняла, слушая разговор полицейских, ему не доложили об инциденте.

Дедфорд был добрым стариной с пивным брюшком, свисающим над потертой пряжкой, которую он выиграл в те дни, когда занимался связыванием бычков, с редкими седеющими волосами, тонкими поджатыми губами и красноватым лицом. Кстати, далеко не дурак.

Я рассказала такую историю: мол, услышала небольшой шум, но подумала, что вошел кто-то из членов семьи. Дальше шла чистая правда. Включив пылесос, я принялась за работу. Потом началась большая суматоха, но я никого не видела.

Проверив задний двор и найдя незапертые ворота, а также много следов на клумбах, полицейские сказали, что я могу идти.

— Мне нужно прибраться, — ответила я, показав на осколки стекла, валяющиеся на толстом темно-зеленом ковре Уинтропов.

Полицейские собрали самые большие куски, чтобы снять с них отпечатки пальцев, но осталось еще много мелочи.

— Что ж, хорошо, — смущенно отозвался один из патрульных.

Потом в дом ворвался раскрасневшийся Хоувелл. Я никогда еще не видела, чтобы он так стремительно двигался.

— Господи, Лили, ты в порядке?

Он — кроме шуток! — взял меня за руки и не отпускал. Я высвободилась. Хозяин дома вел себя странно. Я заметила, как полицейские переглянулись.

— Да, Хоувелл, я в порядке.

— Они не ранили тебя?

Мне пришлось широко развести руки, чтобы он увидел — я цела.

— Но синяк у тебя на лбу?..

Я осторожно прикоснулась к лицу. Так и есть, на лбу припухшее болезненное место. Спасибо, мистер Черный Хвост. Я надеялась, что ухо у него болит.

— Похоже, я врезалась в дверной косяк. Очень уж волновалась.

— Да, конечно. Но ни один из этих людей не…

— Нет.

— Я понятия не имел, что ты собираешься сегодня прийти, — сказал Хоувелл, вынимая из кармана снежно-белый носовой платок и вытирая им лицо.