Изменить размер шрифта - +
На нем были только джинсы и клетчатая рубашка, снег ложился на плечи и на камеру, и я с ужасом подумала, что камера испортится и Володька этого не переживет. Тут он остановился и начал снимать водопад у себя за спиной, и это в самом деле было зрелище, потому что вода замерзала на лету и становилась разноцветной, как керосин. Теперь-то мне стало ясно, что Вовка — это мальчик Кай, и я должна его найти, потому что он заколдован ледяным водопадом. Но как же называется сказка?

Потом у меня заболело горло, и я увидела себя маленькой в квартире у бабушки. Бабушка подошла к кровати, велела мне открыть рот и помазала там какой-то вонючей гадостью.

«Не жалуйся, — сказала она. — А то родители будут лечить тебя, окуная в прорубь».

В прорубь я не хотела, мне и так было холодно. Нужно было рассказать бабушке, что сейчас во сне я видела своего жениха и это очень важно, потому что когда я его встречу по-настоящему, она уже умрет. Но бабушка отошла, взяла с полки рыжую черепаху и протянула мне. Обе они вдруг стали очень маленькими, и бабушка, и черепаха, и потонули в ярком свете. Я прищурилась, чтобы их разглядеть, — и открыла глаза.

Солнце било во все окна. Что-то капало с карниза, наверное ночью прошел дождь. Я лежала в чужой кровати с компрессом на горле, вокруг пахло керосином, а с полочки напротив кровати, притаившись между вазочками с высушенными травками, смотрела на меня рыжая черепашка. Такая же, как бабушкины черепахи, только маленькая.

Я закрыла глаза и снова открыла их. Черепаха не исчезла. Я хотела приподняться и потрогать ее, но не могла даже пошевелить рукой. Меня опять куда-то потащило, но перед тем как уйти в глубину сна, я услышала за окном что-то такое, от чего сразу стало удивительно спокойно, но не успела понять что…

— А чем тут пахнет?

Это и было то важное и спокойное, что звучало сначала за окном, во дворе, а теперь рядом со мной. Это был голос Володи Брянского. Значит, он вернулся, не замерз на своем водопаде, и с ним все в порядке.

— Катюха, ты все болеешь?

Брянский сел на край кровати, шумный, загорелый, отощавший чуть не в два раза. Серые глаза сияли на осунувшейся, но счастливой физиономии.

— А я вам меду свежего принес, был на пасеке. Ух, красота. Пасечник чуть меня не уморил своим самогоном. Ну-ка вставай, хватит симулировать.

При слове «мед» у меня во рту возник отчетливый вкус керосина — я же принимала этот чудодейственный экстракт на меду.

— Температура есть, котенок?

Володя наклонился потрогать губами мой лоб, но остановился.

— Слушай, тут какой-то запах… Чем тебя Нино лечит?

— Керосином, — прошептала я.

— Чем? — Володька так и застыл надо мной, потянувшись, чтобы открыть окно.

Я виновато похлопала глазами — а что тут можно было сказать?

— А! — он поднял с пола что-то розовое, должно быть брошюру об исцелении керосином. — Это оно и есть? Понятно.

Брянский сидел на моей кровати и листал книжечку, а я на него смотрела. Мне уже не хотелось спать. Хотелось встать, выйти в туалет, а еще больше — вымыться. Но я боялась пошевелиться. Казалось, что от каждого моего движения в воздухе распространяются пары керосина. Я уже их не чувствовала — принюхалась, но Вовка морщился и поминутно вставал, чтобы пошире раскрыть и так уже распахнутое окно.

Сначала он хмыкал. Потом фыркал. Потом хохотал. Потом захлопнул книжку, сгреб меня вместе с одеялом в охапку и весело встряхнул.

— Так ты читала этот бред? И ты согласилась керосиниться? Или ты без сознания была? Нино!

Нино куда-то пропала, наверное не хотела мешать нашему свиданию.

— Нино! — продолжал бушевать Володя.

Быстрый переход