Она помотала головой так, что вредная светлая коса выскочила из-за спины и спряталась снова, как язык хищной, но косоватой ящерицы.
– Покажи, – потребовала она.
Данька немножко смутился.
– Не с собой.
– Что ты врешь, Громовик не может быть не с собой. Врешь ты все, понял? Врун!
– Ах, я врун? Я врун?!
Данька задохнулся, подыскивая слова, и понял, что слова не нужны.
– Щас, – сказал он с угрозой. – Щас-щас.
Развернулся и почти побежал к своему купе.
Данька чуть не воткнулся в ребро жесткой двери, хотя щель была пошире, чем плечи. Поезд качнулся назло. Вредная девчонка наверняка захихикала, но Данька озираться не стал. Пусть хихикает, недолго осталось. Потом Данька хихикать будет.
Мама смотрела в окно и не обернулась на грохот, с которым ввалился сын. Данька думал почему-то, что мама опять в туалете, десятый раз, или в курительной, поэтому немножко растерялся. Но мама не отрывалась от далекого белого домика на самом краю желтого поля. Домик еле заметно отворачивался от поезда, как первоклашки от завуча.
Данька понял, что если будет тихим и быстрым, как Макс-молния, помощник Громовика, то мама его вообще не заметит, и принялся тихо и быстро раздвигать молнию чемодана. Почти получилось, замок вжикнул совсем шепотом, но мама, как всегда, заметила. В самый неподходящий момент, когда Данька нащупал папочку с бумагами, а в ней – направление.
– Нюшка, ты что ищешь? – спросила мама, с трудом отвернувшись от окна.
Данька невнятно пробормотал что-то убедительное и поспешно зашуршал пакетом с фруктами. Мама показала улыбку, хотела что-то сказать, но отвернулась снова – будто в окно смотреть. Только зажмурившись в окно не смотрят. А мама зажмурилась – Данька это по ресницам видел.
Обычно в таких случаях Данька неловко прижимался к маме и гладил по рукаву или по плечу, а мама обнимала Даньку и быстро успокаивалась. Но сейчас было некогда. Надо было показать вредной девчонке… Всё ей показать, в общем.
Данька убрал направление за спину и выскользнул в коридор.
Вредная девчонка не смылась, как он опасался. Стояла и ждала с очень нахальным видом.
Данька торжествующе вытащил бумагу из-за спины и сунул девчонке под нос.
– Видала?
Девочка, снисходительно улыбаясь, протянула руку. Данька отступил, не опуская бумагу.
– Так читай. Видала?
Девчонка увидала. Поспешно отступила на шаг, и глаза у нее снова запрыгали, как пара зайцев.
– И кто из нас брехло? – свирепо уточнил Данька.
Девчонка распахнула рот, захлопнула и бросилась в свое купе.
Данька торжествующе улыбнулся.
Улыбался он недолго, даже убрать направление в прозрачный файлик не успел. Из купе, в которое драпанула девчонка, выдвинулись пузатый дядька и тетенька с прической. Наполовину выдвинулись, едва уместившись в проеме. Но уместились – и принялись разглядывать Даньку, будто карпа в рыбном ряду. С брезгливым восторгом. Девчонка басовито нашептывала между локтями родителей.
Данька хотел сказать что-нибудь крутое и резкое, как положено помощнику Громовика, но ничего не придумал, поэтому просто попятился. И уткнулся в маму.
Она стояла и смотрела. Не на Даньку – на пузатого дядьку и тетеньку с прической. Не отрывая глаз, положила пальцы Даньке на плечи, и лицо у мамы как-то изменилось – как, Данька рассмотреть не успел, потому что мама прижала его спиной к себе.
Пузо с прической переглянулись и поспешно скрылись в купе, мягко лязгнув дверью. Может, вредной девчонке нос прищемили, злорадно подумал Данька.
– Да, – сказала мама лязгнувшей двери незнакомым тоном.
Данька неудобно задрал голову, чтобы понять мамино выражение лица и объяснить, что эти дураки сами первые выперлись и стали пялиться, как на бегемота в зоопарке. |