– Да чего там, не стоит благодарности.

– Стоит, стоит, – возражает соседка.

Уве, явно польщенный, смотрит на увальня:

– Я к тому: чего тут благодарить, когда взрослый мужик не может управиться с прицепом.

Увалень глядит, словно гадая: оскорбили его или нет. Пусть гадает, решает Уве. Снова хочет закрыть дверь.

– Я – Парване́, – говорит беременная приезжая, ставя ногу на порог.

Уве смотрит на ногу, потом на лицо ее обладательницы. Словно силится понять, не снится ли ему это.

– А я – Патрик! – говорит увалень.

Ни Уве, ни Парване не обращают на него внимания.

– А вы всегда такой колючий?

Уве обиженно бурчит:

– Ничего я не колючий.

– Ну, немножко-то колючий.

– Ничего не колючий!

– Конечно, конечно. Ваши слова просто ласкают слух! – отвечает она. Что-то в ее тоне подсказывает Уве, что думает она совсем по-другому.

– А, арабское курабье? Так? – бормочет он наконец.

– Персидское, – поправляет она.

– А?

– Я из Ирана. Там живут персы.

– Перцы?

– Да.

– Хороши, нечего сказать, – соглашается Уве.

Она вдруг хохочет, совершенно огорошив его. Так газировка, если слишком быстро плеснуть в стакан, вспенится и польется через край. Никак не вписывается этот хохот ни в серый бетон, ни в прямоугольную геометрию каменной плитки. Шумный, хулиганский, против всех предписаний и правил.

Уве пятится. Цепляет скотч, которым приклеил пленку к порогу. Раздраженно трясет ногой, пытаясь стряхнуть ленту, но лишь свозит кусок пленки в углу. Пытаясь освободиться от липких пут, оступается и отдирает еще больший кусок. Еле удерживается на ногах. Становится на пороге, собирается с силами. Взявшись за ручку, смотрит на увальня, резко меняет тему:

– Ну а ты чем занимаешься?

Увалень чуть поводит плечом, смущенно улыбается:

– Я айтишник.

Уве с Парване качают головой. Удивительно слаженно – хоть на соревнованиях по синхронному плаванию выступай. И Уве пусть крайне неохотно, пусть на пару мгновений, но как будто чуть меньше недолюбливает ее.

А увалень словно и не слышит, будто речь и не о нем вовсе. Зато с любопытством разглядывает дрель – Уве держит ее как-то небрежно, но вместе с тем так естественно – словно рисуется, словно он африканский повстанец с «калашом», дающий интервью западной прессе за минуту до штурма правительственного дворца. Надивившись досыта, увалень вытягивает шею и заглядывает внутрь дома.

– А что вы делаете?

Уве в ответ глядит на увальня так, как глядел бы любой человек с дрелью в руке, у которого спросили: «А что вы делаете?»

– Сверлю.

Глянув на увальня, Парване закатывает глаза. За такое Уве мог бы даже слегка зауважать ее, если бы не пузо – красноречивое свидетельство того, что баба совершенно добровольно вынашивает третью по счету генную модификацию этого олуха.

– А, – кивает увалень.

Снова заглядывает внутрь и видит, что полы в гостиной аккуратно застелены пленкой. Вдруг оживает, с улыбкой подмигивает Уве:

– А такое чувство, будто замышляете убийство.

Уве молча наблюдает.

Кашлянув, увалень добавляет, уже нетвердым голосом:

– Просто похоже на эпизод из «Декстера».

Ухмылочка на его лице теряет прежнюю уверенность.

– Сериал есть такой… про одного типа… убийцу, – едва слышно лепечет увалень и начинает ковырять ботинком зазор между пленкой и порогом.

Уве качает головой.