Мы отступаем по всем фронтам, снабжение и связь нарушены почти повсеместно, фашист прет напролом, как на маневрах. И в ближайшее время перейти в контрнаступление, думаю, нам вряд ли удастся.
Он замолчал и посмотрел на Сталина. Глаза в глаза. В кабинете повисла нехорошая тишина.
– Продолжайте, пожалуйста, товарищ адмирал, – произнес Сталин равнодушным голосом. Слишком равнодушным.
– Я просто констатирую факты, – ничуть не оправдываясь, сказал нарком. И ничуть не тушуясь. – Вот факт второй: противник уже совершает налеты на нашу столицу. Почти каждую ночь. Наши силы ПВО с атаками пока справляются, но, полагаю, излишне говорить о том, как эти налеты сказываются на умонастроении советских людей. Так что ситуация угрожающая, товарищи... И факт номер три: герр Геббельс трубит на всех углах по всей Европе, что военная авиация СССР уничтожена на корню, до последнего самолета.
Шапошников открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.
– Так утверждает Геббельс, – напомнил Кузнецов. – А немецкий солдат привык верить, что ему говорят вышестоящие, так сказать, инстанции.
– Что вы предлагаете конкретно? – нетерпеливо спросил Берия и сцепил пальцы в замок.
Кузнецов выдержал театральную паузу и буднично ответил:
– Бомбить Берлин.
– Не понял?! – Шапошников подался вперед.
– Я предлагаю, – спокойно повторил Кузнецов, – совершить ответный авиационный налет на столицу Германии. И произвести бомбометание в самом центре вражеского логова. И в самое ближайшее время.
Вновь воцарилась тишина.
– Эвона на что замахнулись... – Берия снял пенсне, очень тщательно протер стеклышки платком с полосками по кайме.
Сталин хранил молчание и был неподвижен, как памятник самому себе, лишь переводил тяжелый взгляд с одного на другого.
– С военной точки зрения операция особо важного значения не имеет, – продолжал Кузнецов. – Однако с точки зрения идеологической...
– Это ясно, – перебил Берия, вновь водружая пенсне на нос. – И вы утверждаете, что сия акция... э-э... выполнима?
– Разрешите...
Кузнецов развернул карту – это оказалась карта Балтийского моря, – разложил на столе и ответил:
– Я говорил с Алафузовым, а он профессионал крепкий, мы несколько раз все просчитали, проверили и взвесили, посоветовались со специалистами... Да, это рискованно, опасно, но... шанс на успех, безусловно, есть. И шанс немаленький... Может быть, лучше Семен Федорович обрисует положение вещей?
Командующий ВВС ВМФ привстал, склонился над картой. От неприметной точки на карте до Берлина протянулась жирная, уверенная карандашная прямая.
– Если стартовать с ленинградских аэродромов, то самолеты дотянут только до Либавы. Но вот тут, – Жаворонков ткнул пальцем в исходную точку на карте, – в Рижском заливе есть остров Эзель. От него до Берлина примерно девятьсот километров. И при максимальном загрузе топлива в три тысячи килограммов наши самолеты смогут долететь до Берлина и вернуться обратно... Правда, при почти пустых баках...
– Лететь надо будет по прямой, – добавил Кузнецов, – над морем, отбомбиться и немедленно назад. Ни малейшего промедления. Пятнадцать-двадцать минут задержки, и до острова уже не дотянуть – не то что не зайти на второй круг, а садиться придется по ту сторону фронта, на территории, оккупированной противником...
Сталин все еще молчал.
– Черт подери, красиво! – шумно выдохнул Шапошников. – А что ПВО немцев? Вокруг Берлина зениток, как блох на барбоске...
– Но ведь советская авиация полностью уничтожена, не правда ли? – улыбнулся Кузнецов. |