В одном из них безошибочно угадывался нунций с его угловатыми движениями, думал я, поспешно натягивая на себя одежду, потом зажег фонарь и заторопился за ними. Я видел их фонарь, мелькавший впереди между домами, поэтому с двух сторон прикрыл свой и постарался подойти к ним как можно ближе. Нунций и его спутник остановились, прислушались, подозрительно вглядываясь в осеннюю темноту у них за спиной. Я замер, прижавшись к стене и стараясь с ней слиться. За стеной дома слышался многоголосый храп.

Те двое, очевидно, успокоились и перешли через площадь. Они молчали. За какой-то оградой протяжно выли коты, их вой напоминал детский плач. Я чуть не споткнулся о гнилой кабачок, который валялся на площади после торгового дня. Бродячие собаки еще не добрались до него.

В облике незнакомца, идущего рядом с нунцием, мне чудилось что-то знакомое. Они свернули направо, на боковую улицу, а потом – в узкий проулок между двумя домами, зашли за ограду. Я крался за ними, останавливаясь и прислушиваясь у каждого угла; неожиданно я оказался в небольшом дворе, окруженном с трех сторон домами, попасть в него можно было только тем путем, которым прошел я. Двор был пуст, если не считать горы мусора. Те двое исчезли.

Я стоял в растерянности и уже жалел, что не разбудил юнкера Стига и не взял его с собой. Но извинял себя тем, что на это у меня не было времени, хотя в глубине души понимал, что не сделал бы этого ни в каком случае.

В доме передо мной было темно и тихо, в доме справа сквозь приоткрытые ставни виднелся слабый свет. Я подкрался к окну и заглянул сквозь тонкую ткань, закрывавшую щель в ставнях, но тут же отпрянул в темноту двора. Два пьяных солдата и полуодетая девка с бутылкой у рта вряд ли имели отношение к исчезновению нунция.

Неожиданно осветилось окно в доме слева. Это был солидный, но простой деревянный дом, построенный у крепостной стены и словно притулившийся к ней, как ласковая кошка. Внутри, в доме, я увидел спину нунция, она загородила от меня человека, который увел его из дома аптекаря. Я осторожно подкрался ближе, задев по пути ногой крысу, которая зашипела на меня и убежала. Следует ли мне войти внутрь?

Ничто не свидетельствовало о том, что нунций пришел сюда не по доброй воле. Он сам спустился по лестнице и встретил пришедшего за ним человека, и, когда они шли по городу, я тоже не заметил, чтобы он шел под угрозой оружия. В окне мне была видна только спина нунция, в его позе не чувствовалось напряженности, которую я непременно заметил бы, находись он здесь против своей воли.

Они тихо беседовали – сначала что-то говорил нунций, потом – незнакомец. Слов я не мог разобрать, потому что солдаты в доме у меня за спиной горланили какую-то непристойную песню и стены ближних домов отзывались эхом на их голоса. Незнакомец говорил долго, у него был низкий раскатистый голос, от которого в окне дребезжали тонкие стекла. Нунций повысил голос, похоже, он на что-то сердился, сказал по-немецки что-то про виноградник и какую-то измену, потом отошел в сторону, и я смог заглянуть в комнату.

Незнакомец стоял лицом к нунцию, и я сразу узнал его. Это был тот человек, у которого мы спрашивали, как проехать к усадьбе Тросвик, – пожилой, седой крестьянин с бравыми усами. Теперь на нем не было крестьянской одежды, ее сменила поношенная, но аккуратная офицерская форма.