— Линдси, я не могу объяснить это вразумительно и убедительно. Во всяком случае, сейчас... Ты уже взрослая женщина, работаешь в полиции и должна знать, как это иногда бывает. Мы с твоей матерью... Короче говоря, мы никогда не подходили друг другу. Мы были совершенно разными людьми, которые не находили взаимопонимания.

Я любил тратить деньги на всякие пустяки, увлекался азартными играми, по уши влезал в долги... Конечно, это не самые лучшие качества для копа. В общем, я совершил немало такого, чем сегодня не могу гордиться, причем не только как полицейский, но и как человек. Я заметила, что его руки дрожат.

— Ты служишь в полиции и знаешь, как и почему иногда происходят преступления. Порой человек преступает закон только потому, что жизнь не оставляет ему выбора. Примерно то же самое произошло со мной. У меня были огромные долги, на работе ситуация осложнилась... Я просто не представлял, как бросить все к чертовой матери и бежать куда глаза глядят. Я понимаю, сейчас поздно говорить об этом, но я сожалею о произошедшем тогда, о каждом дне своей прежней жизни.

— А когда мама заболела?

— Я переживал за нее, но у меня уже была другая семья. К тому же я был абсолютно уверен, что меня не ждут в вашем доме и не обрадуются возвращению. Мне казалось, что ей это причинит страдания и боль.

— Мама часто говорила, что ты — патологический лжец.

— Да, это правда, Линдси, — сказал отец и опустил голову.

Мне понравилась его откровенность и готовность признать свои прошлые ошибки. Возникало ощущение, что он изменился в лучшую сторону. А это внушало надежду, что мы наконец найдем с ним общий язык и примиримся.

Мне пришлось встать и приняться за мытье посуды, чтобы он не видел навернувшиеся на глаза слезы. Отец вернулся, и только сейчас я осознала, как мне недоставало его все эти годы. Странно, но я вдруг захотела стать маленькой девочкой, чувствовать себя под защитой и покровительством отца.

Отец помогал мне собирать посуду. Мы оба напряженно молчали, понимая, что слова здесь ни к чему. Когда посуда была вымыта, мы посмотрели в глаза друг другу.

— Где ты остановился? — спросила я.

— У одного старого приятеля и бывшего копа Рона Фацио, — тихо ответил отец. — Когда-то он был патрульным сержантом в районе бульвара Сансет. У него нашелся для меня свободный диван.

Я насухо вытерла кастрюлю и поставила ее на полку.

— У меня тоже есть для тебя свободный диван.

Чем больше мы занимались этим списком, тем чаще я вспоминала обстоятельства своего разговора с Уэйзом. Когда я уходила, он крикнул что-то насчет нашего внутреннего дела. Что он имел в виду? «Почему бы вам не подумать о своих засранцах в полицейских мундирах? Это ваше внутреннее дело, и нечего обвинять других». Фразы Уэйза, как тяжелый молот, стучали в моей голове. Впервые я вспомнила их часа в два ночи, но потом уснула и вернулась к ним, когда сидела за рулем машины и ехала на работу. «Это ваше внутреннее дело...»

Я сбросила под столом туфли, вытянула ноги и посмотрела в окно. Надо проанализировать все подробности нашей беседы с Уэйзом. Там могут обнаружиться какие-нибудь важные детали. Конечно, он — самое настоящее животное, которому вряд ли суждено выйти на свободу. И все же в поведении Уэйза было что-то странное. И эта просьба посмотреть на свое отражение в зеркале... Если человек обречен и понимает, что никогда не выйдет из тюрьмы, зачем ему проявлять интерес к собственному внешнему виду? Нет, тут что-то не так. Похоже, Уэйз дал мне зацепку, но какую именно? «Вы думаете, что меня волнуют эти грязные ниггеры?» — прокричал он мне.

Да, Уэйз намекал на человека в наших собственных рядах. Значит, убийцу следует искать среди полицейских Конечно, вывод печальный.