— Не обижайся, но в твоей комнате без зомби даже как-то страшнее.

Нина негодующе фыркает, но, не выдержав, начинает потихоньку смеяться.

— Поэтому он мне их и дарил, — замечает она. Она смеется все громче и громче и не может остановиться. Бледные щеки понемногу розовеют, и постепенно румянец заливает все лицо. Надо признать, что это ей идет.

В течение какого-то времени, отсмеявшись, мы не говорим ни слова. Нина достает из холодильника молоко и, задумчиво улыбаясь, помешивает ложечкой в своей кружке. Я стараюсь устроиться в кресле поудобнее. Правильно, что я зашел сюда. Может, в кружке чая все мои неприятности и не утопить, но рядом с Ниной я почувствовал себя гораздо спокойнее.

Напряжение возвращается, когда я вспоминаю, зачем пришел. Я сажусь прямо, понимая, что момент спокойствия и уюта прошел.

— Почему вы с Вив недолюбливаете друг друга? — спрашиваю я.

Нина широко раскрывает глаза, но с ответом медлит.

— Почему ты спрашиваешь? Она что-то сказала?

— Нет, просто… мне так показалось, — объясняю я.

Нина продолжает помешивать ложечкой в кружке, но это получается у нее все громче. Лучше бы она перестала это делать, а то я совсем не могу сосредоточиться. Спину она держит прямо, как будто собирается вскочить, но смотрит вниз на руки, а не на меня.

Собравшись с духом, я всё-таки решаюсь спросить о том, что хотел знать, направляясь к ней:

— Мне кажется или Вив действительно… злится, когда видит тебя?

Нина продолжает звенеть ложкой в кружке, по, видимо, громкий звук начинает раздражать и ее, потому что она вынимает ложку и держит се на весу.

— Да, — говорит она, — можно и так сказать.

Я сижу молча в ожидании продолжения, но Нина держит перед собой ложку и не произносит больше ни слова. Мне снова вспоминается, как Вив балансировала на краю трибуны, раскинув руки в стороны и глядя на меня бешеными глазами.

— Иногда она ведет себя опрометчиво, — говорю я.

— А что, разве она не была такой?

— Прежде, чем умерла? Да, была, но не до такой степени.

Я обдумываю дальнейшие слова, пытаясь понять, как объяснить Нине разницу между той Вив, которую знал я, и той, которую знает она.

— Она всегда была бесшабашной, но все это было скорее для смеха. А здесь она другая.

— В каком смысле?

Лицо Нины напоминает непроницаемую маску — это ужасно раздражает. На лице Вив всегда отражается все, что она в данный момент испытывает. По крайней мере можно понять, что она думает, хотя не всегда ясно почему. Понятно, что Нина никогда не скажет мне, что она в действительности думает о Вив, но мне было бы легче, если бы я мог понять хотя бы примерное направление ее мыслей. Но как бы внимательно я ни всматривался, ее лицо даже не дрогнуло.

— Сегодня я боялся, что она причинит себе вред.

— Вред? — спрашивает Нина, вскидывая глаза на меня. — Сама себе?

— Я не знал даже, что и подумать, Нина. Вив — моя Вив — никогда так себя не вела.

Я произнес это вслух и теперь чувствую, что меня вот-вот стошнит.

— А что именно она сделала? — спрашивает Нина напряженным голосом.

Я машу рукой, давая понять, что это не важно, и ставлю локоть на стол.

— Не имеет значения, что она сделала. Сейчас с ней все в порядке. Понимаешь, я просто хотел узнать, что происходит между вами?

Нина, прищурившись, смотрит на меня.

— А почему ты решил, что между нами что-то происходит?

— Какой смысл задавать этот вопрос мне, если я только что здесь появился? — спрашиваю я, нервно проводя рукой по волосам.