У Ивана дыхание перехватило. Почти две недели он провалялся в беспамятстве, с ума сойти!

– Там, снаружи, еще не началось это?

Карлик помотал головой. Бельма у него стали больше, они почти закрывали глаза, подернутые кровавыми прожилками, острый костистый подбородок подрагивал, незаживающая рана на лбу была заклеена, биопластырем, почерневшим от сочащейся крови. Вид у Цая ван Дау был обычный – изможденный.

– Ты можешь мне пронести сюда орудие?

– Да!

– А открыть дверь из камеры?

–Нет.

– Ретранс работает в режиме безвременья?

– Должен работать, я не пробовал больше нескольких часов...

– Хорошо! Оставь его мне. Ведь ты как‑то сказал, что им наплевать на наше дерганье, так?!

– Примерно так.

– Ну вот мы и подергаемся еще немного!

Иван встал, приблизился к карлику Цаю и протянул ладонью вверх руку.

– А как же я? – спросил тот.

– Как только ты мне отдашь эту штуковину, тебя выбросит на исходное место, в бункер... или откуда ты возник?!

– Неважно, тут наверняка все просматривается и прослушивается, не надо лишних слов. Лучше скажи, что передать остальным?!

Иван тяжело вздохнул, скрестил руки на груди. Разумеется, проще всего было только намекнуть Гуту Хлодрику – и тот разнес бы всю эту богадельню в щепки. Но теперь он как никогда раньше знал, что одна только видимая, телесная победа или просто вызволение ничего не дадут, а действовать надо наверняка. И ладно, и хорошо...

– Засеки этот час, эту минуту. И скажи, что они будут точкой отсчета. Возвращайся. И никакой паники! Никакого уныния! Мне надо обязательно повидаться кое с кем и разобраться...

– Ты уже почти созрел, – карлик грустновато улыбнулся.

– Да, именно почти! Но я вернусь точно в этот день и этот час. И вот тогда мы или начнем! Или." разойдемся.

Я не могу иначе, потому что после этого часа у меня уже не будет времени на другие дела. Ты все понял?

– Я понял, – коротко ответил Цай ван Дау. И протянул черный кубик Ивану.– Оружие я принесу потом, когда ты скажешь. Но учти, люди не могут больше ждать.

– Никто ждать не будет. Даже ты не успеешь отсюда вернуться в бункер. Я ухожу надолго. Но вернусь я через секунду. Жди!

Иван сжал черный кубик в ладони, поднес к виску, и исчез.

Цай опустился на корточки, привалился к стене. Он знал – возврата в исходное место не будет. Он знал и другое, если Иван не вернется, ему сидеть в этой серой камере ко конца дней своих.

Тьма мгновенно окутала его. Иван оцепенел. Что‑то случилось, прав был карлик, прав, его тело утратило возможность перемещаться в структурах Невидимого спектра. Он просто провалился в Ничто! Он не выбрался из палаты‑камеры, но он ушел в черную пустоту, периферийную пустоту Невидимого спектра. Надо пробовать еще!

Иван с силой сжал ледяной кристалл, вдавил его в переносицу.

Поле! Широкое, светлое поле! Густая зеленая трава.

Одинокая раскидистая береза, свисающие, отягощенные густой листвой ветви. Облака, белые, идущие чередою облака. Он настолько явственно вообразил эту картину, что в ушах прозвучали будто с того света слова покойного священника, сельского батюшки, друга‑собеседника:

"Человеку нечего делать во Вселенной! На Земле должен творить он дела свои и растить продолжателей дел своих.

Не ходи туда... не ходи! Во мраке и пустоте нет Бога!" Как давно это было! Теперь батюшка лежит в земле сырой. А Иван еще не выяснил, кто его спровадил с белого света, все некогда, все торопился куда‑то. Он вспомнил, как они лежали на этой траве под высоким небом, усеянным белыми облаками и спорили, спорили, спорили... Если ретранс работает в нормальном режиме, его должно немедленно выбросить прямо там, под березой.