Если предводителю туарегов удастся усыпить бдительность охраны и вырваться из застенка, мать последует за ним к марабуту, в километре от которого, в пальмовой роще, беглеца будут ждать заранее приготовленные лошади. А едва Хаджар окажется на свободе, непременно последует новая попытка сбросить иго французского владычества.
Итак, троица продолжала свой путь. Никто из встречавшихся им по дороге французов и арабов не мог бы узнать мать Хаджара под прикрывавшим лицо капюшоном. К тому же бдительный Ахмет, чуть что, делал знак своим спутникам, и все трое тут же прятались в укромном уголке за одиноко стоявшей хижиной или в тени деревьев. Прохожие удалялись — можно было выйти из укрытия и двигаться дальше.
Дорога, вернее, тропа, ведшая к крепости, была в это время абсолютно пустынна; через несколько минут Джамме и ее спутникам предстояло свернуть в узкий проулок, где находилась кофейня, к которой они направлялись.
Когда они были уже в нескольких шагах от назначенного места, молодой туарег, видимо, поджидавший их, бросился навстречу.
Он приблизился к Ахмету и, жестом остановив его, прошептал:
— Не ходи дальше…
— В чем дело, Хореб? — спросил Ахмет, узнав одного из своих соплеменников.
— Наших друзей уже нет в кофейне.
Старая женщина тоже остановилась и, дрожа от тревоги и гнева, обратилась к туарегу:
— Что случилось? Эти псы что-то пронюхали?
— Нет, Джамма, — покачал головой Хореб. — Охрана в крепости ничего не подозревает…
— Тогда почему же наши друзья ушли из кофейни?
— Потому что французские солдаты пришли туда выпить, и мы решили, что опасно оставаться в таком обществе. Там был унтер-офицер спаги Николь, который знает вас, Джамма…
— О да, — прошептала мать, — он видел меня там… В дуаре… Когда капитан схватил моего сына. О, этот капитан! Если бы мне только…
Из груди старой женщины вырвался хриплый звук, похожий на рычание хищного зверя.
— Где же теперь наши друзья? — спросил Ахмет.
— Идемте, — сказал Хореб.
И первым скользнул под сень пальмовой рощицы по тропе, ведущей к форту.
В этот час под пальмами было пустынно. Впрочем, оживление здесь царило только в дни большого базара в Габесе. Стало быть, путники не рисковали встретить кого-нибудь на подступах к крепости. Но что из того? В крепость-то они все равно не могли проникнуть! Хотя было воскресенье и большинство солдат гарнизона получило увольнительные, в гарнизоне оставалась надежная охрана.
Что ни говори, в форте находился мятежник Хаджар, которого еще не доставили на борт корабля, чтобы затем передать в руки французского правосудия. И бдительность охраны была, естественно, удвоена.
Итак, маленькая группа пересекла пальмовую рощицу и вышла на опушку. Здесь сгрудилось около двадцати хижин; через приоткрытые двери наружу проникали полоски света. Место встречи было уже совсем недалеко — на расстоянии ружейного выстрела.
Но едва Хореб свернул в узкий, извилистый проулок, как послышались голоса и звуки шагов. Туарег застыл на месте. Прямо к путникам направлялась группа солдат-спаги. Они громко переговаривались и распевали песни, вероятно, под воздействием чересчур обильных возлияний в соседних кофейнях.
Чтобы избежать нежелательной встречи, Ахмет, Джамма и Сохар поспешно укрылись в темном углу за франко-арабской школой. Там, во дворе, находился колодец с деревянным срубом и воротом, вокруг которого была намотана цепь с ведром на конце. В мгновение ока все четверо спрятались за колодцем: сруб был достаточно высок, чтобы солдаты их не заметили.
Группа приближалась; вдруг один из солдат остановился и воскликнул:
— Черт возьми! До чего же пить хочется!
— Так пей! Вот колодец, — сказал ему старший сержант Николь. |