Другие думали, что я сурова и независима, но я нуждалась в этих пятерых куда больше, чем в ком-либо раньше.
Но мы пока что не могли придумать, как попасть в госпиталь. Приблизилась ночь, потом она сгустилась и наконец накрыла землю. А мы так ни до чего и не додумались. Я рассеянно думала о нелепой отвлекающей тактике Гомера. Мне вдруг показалось, что в этом что-то есть. Просто Гомер неправильно подошёл к вопросу. Что-то копошилось в моём мозгу, будто там застряла крошечная мышка. И если бы я нашла ключ, то смогла бы её выпустить.
Я заговорила, когда Ли вернулся с дежурства, где его сменила на посту Фай.
– Ли…
– Да, моя прекрасная сексуальная гусеница?
– Гусеница?
– Ты очень похожа на неё в этом пледе.
– Большое спасибо. Послушай, ты помнишь, о чём мы говорили там, за сараем, когда Гомер перестал завывать?
– И напугал бедного невинного солдатика до полусмерти? Да, помню.
– Что именно мы говорили? Что-то в том разговоре не даёт мне покоя.
– Гусеницам всегда что-то не даёт покоя. На то они и гусеницы.
– Очень смешно. Но я серьёзно.
– Что именно мы говорили? Не знаю. Мы просто говорили о том, что это, скорее всего, Гомер там шумит.
– Да. А потом?
– Не могу вспомнить. Я просто смотрел, как тот парень рванулся к двери и запер её за собой. Запер надёжно.
– Да. И что-то о… О том, как именно он её запер.
– Ты что-то сказала…
– Да, что-то сказала. – Я разочарованно уставилась на него.
– А это действительно важно? – спросил Ли.
– Не знаю. Может, это просто глупость. Но мне кажется, если я вспомню… Это как наблюдать за рождением телёнка. Видишь голову, но что будет дальше, на что он будет похож…
Я встала и принялась бродить по комнате. Мы находились в верхней гостиной, которую мисс Лим, похоже, использовала как классную комнату. Здесь стояло прекрасное небольшое чёрное пианино, повёрнутое к окну. Гомер написал пальцем на его пыльной поверхности: «Тяжёлый рок». Рядом с инструментом, подняв крышку, стоял Ли, его дрожащие пальцы порхали над клавишами… А на его лице отражалась такая страсть, какой не было, когда он смотрел на меня. Я остановилась в дверях, наблюдая. Заметив меня, Ли быстро, с почти виноватым видом опустил крышку и сказал:
– Надо бы сыграть воинственный гимн. Призвать наших солдат раздобыть пушки, как во время Первой мировой.
Я не ответила, пытаясь понять, почему Ли всегда обращает в шутку свои самые сильные чувства. Бывало, что меня просто мутило от этих его шуток.
Но теперь я прошла через комнату, опустила жалюзи, крутанула стул перед пианино, стёрла надпись Гомера, поправила ноты, открыла дверцу напольных часов, снова закрыла…
– Давай устроим повторный показ, – предложил Ли, наблюдая за мной.
– Ну, не совсем повторный… – откликнулась я, садясь на стул перед инструментом и поворачиваясь к Ли. – Но давай.
– Хорошо. Не думаю, что мы много сказали до того, как солдат рванул к двери и закрыл её. Мы немного рассердились на Гомера, и всё.
– А потом мы говорили о том, как крепко он запирается.
– И о том, что должны быть профессиональные солдаты и призывники, как мы думаем. И что этот парень, скорее всего…
– Стоп! – Я сжала голову руками. Внезапно всё прояснилось. Я встала. – Вспомнила. Пошли, найдём остальных.
В ту ночь, когда мы из нашего укрытия наблюдали за Гомером, мне вновь подумалось, что есть свои выгоды в положении самого неуправляемого парня в школе. |